Сердца небес
Шрифт:
— Твоя гордость и радость, — передразниваю я, одергивая платье обратно на бедра. — Ты уверен, что мне можно находиться в нем? Я бы не хотела портить интерьер…
— Я могу придумать более изобретательные способы испортить интерьер, — говорит он, направляя меня к автомобилю.
— Ты позволишь мне вести?
— Ни за что на свете, — взрывается он. — Это чудо, что моя машина вообще цела.
— Ты чертов сексист!
Я собираюсь ударить его в живот, но Данте хватает меня за руки и притягивает в свои объятия. Я не думаю о пятнах крови на его футболке и о том, что они собой представляют. Вместо
— Тебе понравилось мучить этого человека?
— Не так сильно, как мне бы хотелось.
За этими словами скрывается слишком загадочный смысл, чтобы его можно было понять.
— Вам удалось разоблачить банду торговцев людьми? — спрашиваю я.
— Пока нет, но я буду на шаг ближе к этому, как только закончу свои дела в Бухаресте.
Я резко отстраняюсь, чтобы посмотреть на него.
— Бухаресте? Ты летишь туда?
Он кивает.
— Могу я поехать с тобой?
— Нет, — его ответ на автомате.
Я хмурюсь из-за сильного акцента на негативе.
— Садись в машину, — говорит Данте, открывая дверь и указывая на пассажирское сиденье, но я отказываюсь сдвинуться с места.
— Ты ведь не собирался возвращаться за мной в ту ночью, не так ли? Я просто стала запоздалой мыслью.
Мне нужно услышать, как он говорит это.
Он колеблется, и я выхожу из себя.
— Ты когда-нибудь собирался возвращаться за мной?
В одно мгновение он оказывается рядом со мной.
— Ты понятия не имеешь, детка, не так ли? Никакого представления, — Данте обхватывает мое лицо ладонями и держит меня, завороженный, с выражением яростной, безудержной страсти. — Ты никогда не была моей второй мыслью, Ив Миллер. Каждую минуту каждого дня я наблюдал за тобой, был одержим тобой, снова и снова ругался в твою сторону за то, что ты не прыгнула тогда в воду со мной. Проклиная себя за то, что позволил тебе остаться. Мое существование было ложью без тебя в моей постели. Вернулся ли я за тобой в ту ночь? Нет. Я был в Майами, чтобы добыть человека, которого я только что пытал. Но один взгляд… Это все, что мне было нужно, Ив. Один гребаный взгляд. Я увидел, как ты прошла мимо меня по тротуару, и я сошел с ума. Я подверг опасности всю миссию и жизни каждого из моих людей, когда взял тебя таким образом. Джозеп до сих пор не простил мне этого.
— Ты любишь меня, Данте? — я задыхаюсь, ошеломленная ослепительной вспышкой его эмоций.
— Ты спрашиваешь меня об этом через тридцать минут после того, как я пытал человека? — он недоверчиво качает головой, глядя на меня. — Тебе это ни о чем не говорит, Ив? Я не заслуживаю любви, и уж точно тебя и твоей любви, но приму это и ничего не дам взамен, потому что я вот такой вот эгоистичный ублюдок.
Мне хочется закричать ему, что это ложь фантазера. Что я чувствую его любовь ко мне каждый раз, когда он прикасается к моей коже. Что в его нежных поцелуях есть любовь, и в его жестокости есть любовь. Как я могу заставить его понять это?
Нас прерывает звук приближающегося двигателя. Данте отстраняется и снова открывает дверцу машины.
— Я не хочу, чтобы мои люди видели тебя такой.
С пассажирского сиденья я наблюдаю, как другая машина подъезжает к его брошенному джипу. Из машины вылезают двое
Я смотрю на его предплечья, наблюдая, как напрягаются твердые мышцы, когда он с легкостью управляет мощным автомобилем. Его татуировка такая же непримиримая, как и он сам сегодня, нити черной виноградной лозы плотно обвивают его кожу.
— Когда ты ее сделал? — спрашиваю я его, протягивая руку и легко проводя пальцами по полоске чернил, опоясывающей его запястье.
— Это было в Южной Африке. Я поймал себя на том, что жажду получить дозу боли, чтобы отвлечься от мыслей о тебе. Решил отказаться от того, чтобы раздавать ее всем подряд.
— Она племенная? Что значит?
— Очевидно, сила. Последние несколько месяцев я нуждался в этом.
— Почему Южная Африка? Туда ты отправился после Майами?
Он кивает.
— У Сандерса были связи в Форт-Лодердейле. Он подлатал меня достаточно хорошо, чтобы я мог путешествовать, и мы прилетели прямо сюда, — Данте протягивает руку и берет мою. — Ты ждала меня. Ты не ушла.
Я переплетаю свои пальцы с его, связывая нас еще крепче.
— А ты бы мне позволил?
Эта полуулыбка снова возвращается, искривляя эти развратные, великолепные губы.
— Ты еще сомневаешься?
Остаток пути мы едем молча, наши руки все еще сцеплены. Он заезжает на обычное место прямо у главного дома. София вернулась. Я вижу, как она на кухне готовит обед.
— Позволь мне помочь тебе, — говорю я в спешке. — Я репортер-расследователь. Дай мне ноутбук и телефон, и я смогу выследить этих людей для тебя.
Он подносит мою руку к своим губам и целует каждый сустав по очереди.
— В моей разведке исключительно… — его лицо снова серьезное. — Но, может быть, было бы неплохо взглянуть на все свежим взглядом. Я попрошу Джозепа достать для тебя ноутбук.
— Спасибо, — я не могу сдержать прилив надежды, который испытываю.
— У этой организации корни глубже, чем мы думали… Каждый раз, когда мы отрубаем голову, на ее месте, кажется, вырастает дюжина.
— Мы?
Выражение его лица мрачнеет.
— Я работаю над этим с Андреем Петровым, Ив. Я полагаю, вы двое уже познакомились.
— Петровым?
Ух ты, я этого не ожидала.
— У меня сложилось впечатление, что ваши деловые отношения были эпизодическими, а не постоянными. Почему он мне ничего не сказал? Почему… — я останавливаю себя, прежде чем упоминаю имя Рика.
— Потому что я сказал ему не делать этого. Потому что я не хотел втягивать тебя в это до тех пор, пока не будет абсолютной необходимости… Но ты снова меняешь правила в отношении меня.
«Почему бы не привлечь меня? Разве я теперь не часть твоей жизни?»
— Почему Петров?
Данте пожимает плечами и отводит взгляд.
— Для него это личное. В этом замешаны некоторые члены семьи.
У меня складывается впечатление, что он рассказывает мне не всю историю целиком, что это ее сокращенная, обеззараженная версия. Он и русский вложили в это гораздо больше, чем он показывает.
— Является ли его брат, Севастьян, частью организации, которую вы пытаетесь сокрушить?