Сердца трех
Шрифт:
– Честно говоря, я не был уверен, открывать ли дверь, а то вдруг их гипноз – твое хобби? – она вздрогнула. Оказалось, Тонкс так сильно задумалась, что пропустила момент открытия двери. – Здравствуй, Нимфадора.
– Ой, - только и выдала Тонкс. Она смущенно уставилась в район нагрудного кармана Люпина, ощущая себя как генерал, вышедший на поле боя и обнаруживший, что армия уже разбежалась. – Тонкс, пожалуйста, - ненависть к своему имени победила неловкость.
– Давай ты зайдешь и расскажешь, почему не по имени, идет? – Тонкс закивала чересчур активно. Она тонула, но Люпин, как будто зная, кидал ей спасательный круг. Что это значило, что все возможно? Что она сможет приходить сюда просто так, не ломая голову весь день
– Просто Нимфадора – это имя для бабушки, - выпалила Тонкс, едва зайдя в комнаты профессора Люпина. Она оказалась в царстве книг, и это сбило ее с толку. Она не очень любила читать, потому что ей просто не хватало усидчивости, но, наверное, для Люпина это уже важный критерий. И она уже не подошла.
– Я не знаю ни одну бабушку по имени Нимфадора, - улыбнулся ей Ремус. За его улыбкой скрывались и шрамы, пересекающие все лицо, и признаки раннего старения. В нем было что-то невероятно сильное и необычное внутри, что делало его уникальным человеком, который внушал уважение буквально с первого взгляда. – Но я вообще знаю довольно… мало бабушек. Обычно их зовут вроде Минервы, - Тонкс против воли улыбнулась. Как бы много лет не было МакГонагалл, но если бы она услышала, она определенно бы приняла меры. Это было очень забавной мыслью, и Тонкс чуть-чуть расслабилась. Она хотела сесть на диван, но вместо этого ошиблась в определении расстояния до него, покачнулась и с размаху села на пол, задев рукой поднос с чашками и чайником, по счастью, пустыми.
– Да что со мной не так то, - в совершенно детском недовольстве провозгласила Тонкс, испытывая обиду на весь мир. Хоть раз в жизни ей нужно было вести себя как взрослый и рассудительный человек, а она и шагу без разрушений сделать не может! Тонкс утонула в чувстве стыда, ведь она осознала, что красивые чашки разбиты до единой благодаря ей, да и эта ее детская вспышка… Она просто спрятала лицо в руки, стараясь дышать спокойно.
– Вряд ли случилось что-то непоправимое, чтобы так переживать, - голос Люпина раздался настолько близко, что Тонкс перестала дышать. Она уже ожидала вежливого прощания и попытки избавиться от себя, как вдруг зашуршала мантия, и Ремус очевидно сел рядом с ней. – Только если все обошлось без царапин, правда? – Тонкс кивнула. Из-за царапин она бы точно не расстроилась. А вот выставить себя такой дурой – это же надо было видеть, Сириус бы точно смеялся бы над ней до конца жизни.
Вероятно, для кого-нибудь другого это был бы нормальный жест помощи и поддержки, но Тонкс это скорее напомнило разряд тока. Стоило Люпину попытаться взять ее за руку, чтобы вывести из этого защитного положения, как тысячи образов начали изменять внешность Тонкс, пытаясь скрыть этот критический момент. Должно быть, смотреть на нее сейчас было бы неприятно - слишком быстро менялись цвета, черты лица, длина волос. Это было ее защитной реакцией. Но это было ее маяком отчаяния. Да кому вообще нужна была девушка без лица и образа? Без своей единственно верной внешности? Это проклятье, которое Тонкс ненавидела всей душой.
– Я никогда не видел никого, кто бы настолько не дружил с собственным телом и собственным даром, - мягко и спокойно проговорил Ремус. Он никак не отреагировал на ее странную импульсивность. Вероятно, он мог подумать, что она не хотела вторжения в личное пространство.
Что-то крылось за словами. Что-то было прямо в воздухе, которое напоминало какой-то сценарий нескольких вероятных теорий: прямо отсюда вело две гигантских дороги, и Тонкс явно видела по лицу Люпина, что он тоже это видит. Не нужно знать человека годами. Не нужно видеть его один раз. Нужно попасть именно в эту ситуацию выбора, когда так нужен шаг навстречу огромной силе притяжения, которая исходит от другого человека. Это невозможно испытать в одном направлении. Это не похоже на глупые школьные влюбленности, которые не обошли Тонкс стороной. Только знание того, что она должна
– Не надо, - едва слышно произнес Ремус. Он выглядел невероятно усталым, и, вполне возможно, он был таким с самого начала, но Тонкс в своих переживаниях этого не заметила. Сейчас же она с болезненным желанием помочь и исправить что-то, о чем она не знала, смотрела на темные круги под глазами, изможденное выражение лица. И только выражение светло-карих глаз говорило ей о том, что он не обращает на эту усталость внимания.
– Что не надо? – так же тихо спросила его Тонкс. Пусть он больше не прикасался к ней, но ее запястье словно жгло в месте контакта.
– Не надо привязываться ко мне, - с большим трудом ответил ей Ремус.
– Не надо приказывать мне, что делать! – тут же завелась Тонкс с пол-оборота. Не было ни следа неловкости. Ее щеки, вероятно, горели от гнева. И еще, вероятно, от предчувствия грандиозного провала. – По какой вообще причине?
– Я стар для тебя, - настала очередь Тонкс гневно и прямо смотреть на Люпина. Она ничего не знала о его жизни и никогда не слышала ничего такого от Сириуса. Он уговаривал ее, а, значит, считал эту причину не такой важной, как сам Ремус.
– Это мне решать, - немедленно ответила Нимфадора. Она была так раздражена, что ее волосы мгновенно окрасились в черный цвет. – Сириус себя что-то старым не считает!
– Меня и Сириуса разделяет огромная пропасть. Он здоров… А я неизлечимо болен, - уклончиво ответил Ремус и поднялся на ноги. Он хотел протянуть ей руку, затем передумал, затем снова протянул. – Из этого ничего не выйдет. Даже если…. Если бы и выходило.
– Я не заслуживаю честного ответа? – руку Люпина она приняла. Он помог ей встать. Люпин был так близко к ней и так далеко, что это попросту не укладывалось в голове. Все должно было быть иначе, с простого общения, с симпатии, которая, безусловно, у них обоих есть, но теперь все превратилось в какое-то шоу о том, что даже не планировалось!
– Заслуживаешь больше всех здесь, - помедлив, произнес Ремус. – Но у меня меньше всего сил, чтобы это сказать, - последнее признание и вовсе вырвалось против воли. Люпин раздраженно закрыл глаза, очевидно, злясь на самого себя за эту фразу.
– Это же такое двуличие, пытаться отговорить и в то же время скрывать, почему! Как же все глупо, - она развернулась на каблуках и поспешно выбежала из комнат Люпина. Если бы она хотя бы поспрашивала кого-то, кто мог знать – а это точно были Сириус и Гарри – она не попала бы в эту идиотскую ситуацию. С чего она вообще решила, что есть какая-то симпатия? Это был первый раз в жизни, когда она решилась сама что-то сделать, и вот он результат! Щеки горели. Ей хотелось убить Сириуса. Или хоть кого-нибудь, сделать что угодно, чтобы не чувствовать этого унизительного ощущения провала.
Хотелось просто начать сначала.
**
Флер неспешно шла вдоль озера. Хотя погода была прохладной, и стремительно темнело, возвращаться в замок не хотелось. Она специально спросила разрешение у профессора Люпина позаниматься со своими подопечными на улице. Он не отказал.
На улице Флер чувствовала себя свободнее. Все же каменные стены давили на нее, хоть Флер не всегда понимала это.
Профессор пришел к ним к их каретам, у которых их собирала мадам Максим для пожеланий и напутствий для сегодняшнего вечера, когда будут объявлены чемпионы. Профессор казался очень больным и усталым человеком. Его лицо пересекали страшные шрамы, но, несмотря на это, он сразу располагал к себе. Он разъяснил им и мадам Максим, что на этой неделе вынужден отправиться на лечение и хотел бы предложить полезный опыт преподавания для девушек Шармбатона. Девушки восприняли это с интересом.