Сердце джаза
Шрифт:
– Это кларнет? – наконец спросил Альвар, хотя и так знал ответ.
Мужчина повернулся к нему.
– Да, кларнет. Этот я беру с собой, когда нахожусь в дороге.
Альвар смотрел на него во все глаза. Значит, у него дома есть другой кларнет, а это говорит о том, что он музыкант. Остальные пассажиры, вероятно, посчитали так же.
– Сыграйте что-нибудь для нас! – попросила светловолосая девушка, игнорируя суровый взгляд спутницы.
Мужчина засмеялся, отнекиваясь, но было видно, что ему польстил ее интерес.
– Ну ладно, раз просит такая
– Мне понадобится ритм, – обратился мужчина к Альвару. – Примерно такой. – Он задал довольно простой ритм.
Было что-то примечательное в том, как он выстукивает ритм, по сравнению с музыкантами в Бьорке. Изюминка заключалась в движении его локтей. Альвар попытался повторить, потом ускорил темп. И вот мужчина поднес к губам кларнет.
Альвар никогда прежде не слышал такой музыки. Возможно, это была импровизация. Кларнетист свободно переходил от мелодии к мелодии, от ритма к ритму. Что-то подобное иногда передавали по радио. Это был джаз.
Хлопки Альвара раздавались в унисон с музыкой, и он чувствовал, что его локти раскачиваются так же, как у музыканта. Играла настоящая музыка, пока пейзажи Швеции быстро сменяли друг друга за окном.
Девушка улыбалась и ритмично двигалась в такт музыки, не сводя глаз с кларнетиста. Даже крепкая хватка женщины не могла помешать ей.
– Это была Анита?
– Кто?
– Та девушка в поезде.
– Нет, это была другая девушка.
– Почему тогда ты рассказал мне о ней?
– То, через что ей пришлось пройти, просто ужасно. Оставить своего новорожденного ребенка дома в Вермланде, чтобы уберечь семью от сплетен.
– Ты не рассказывал об этом.
– Мы еще не добрались до этого момента. Скажи, а ты видела настоящий кларнет?
Стеффи кивает.
– В школе.
– В мое время об этом можно было только мечтать. Мне тогда было семнадцать лет, и я до этого никогда не видел кларнет. Впустить джаз в школу, в которую я ходил, было бы…
Он начинает смеяться, даже не закончив мысль.
– Слава богу, что времена меняются. А твоя школа… ты наверняка ходишь в школу?
Стеффи снова кивает. Скоро обед, урок биологии окончен, и всем выжившим, наверное, дали домой презервативы, чтобы пофилософствовать.
– Начало уроков в половине второго, – лжет она.
В школе презервативов, конечно, никто не выдавал. Судя по тому, что краем уха слышит Стеффи, класс разделили на команду мальчиков и команду девочек, и на следующей неделе они будут говорить о том, что понимается под словами «хорошая девушка» и «хороший парень». Она сразу решает не приходить.
После урока математики Стеффи спешит в музыкальный класс. Йеркер обычно остается там еще какое-то время, и можно прийти и повозиться с каким-нибудь инструментом. Сегодня он собирает ударные.
– Подай маракасы, – обращается Йеркер к Стеффи, и она подает их.
Затем она спрашивает о кларнете. Йеркер выглядит сбитым с толку, но все-таки достает кларнет из шкафа и говорит, что Стеффи может позаимствовать его не больше чем на пять минут.
«Ты управляешься так умело со своим маленьким кларнетом», – поет Повел Рамель у нее в голове.
Инструмент выглядит не очень. Вероятно, некоторые использовали его, чтобы бить одноклассников по голове. А как еще объяснить вмятины тут и там? Но Стеффи думает еще кое о чем. Ей хочется представить, как мог выглядеть тот кларнет, который увидел мальчишка в поезде.
Когда она дует, не раздается ни звука. Йеркер советует ей смочить мундштук, сжать губы и подуть сильнее.
Тогда и появляется звук. Ничего общего с Арне Домнерусом [8] , но все же чистый звук.
8
Домнерус, Свен Арне (1924–2008) – шведский джазовый саксофонист и кларнетист, работал в том числе и с Повелом Рамелем.
«Как вопль в мелодии», – думает она и быстро нажимает на несколько разных кнопок. И в самом деле как крик больного животного.
Йеркер стоит с ключом в руке.
– Хочешь взять?
– А можно?
– Оставь залог и никому ни слова, что я дал его тебе, – подмигивает он.
Иногда везет.
Всю дорогу домой Стеффи идет со скрещенными пальцами. На удачу, чтобы никто из класса не увидел ее с кларнетом. Иначе будет трудно объяснить Йеркеру, почему кларнет «сломался». Да и в этом случае он никогда больше не одолжит его.
Проходя мимо дома престарелых, Стеффи думает о том, что было бы неплохо заглянуть к Альвару и показать ему инструмент. Но лучше все-таки сначала научиться на нем играть.
Глава 5
Стеффи знает две вещи о своей внешности: что она уродка и что она милая. Первое утверждение – абсолютная истина в школе, а значит, и в мире. Второе царит на улице Хервэген, 21, за исключением комнаты Джулии. Джулия считает, что Стеффи безнадежна. Мама думает, что ее младшая дочь хороша такая, какая есть, а папа говорит, что Стеффи «линда», что в переводе с испанского означает «милая». По мнению Эдвина, сестренка похожа на куклу, а сама Стеффи понятия не имеет, какая она.
Ее лицо как картина, которую долго разглядывают, пытаясь понять; ее лицо как слово, которое повторяют до тех пор, пока оно не обретет смысл. Стеффи сама это придумала, и иногда ей кажется, что она – не она.
– Я та, кто я есть, – говорит она своему отражению в зеркале и наблюдает, как шевелятся ее губы. Словно пытается убедить себя в собственной идентичности.
Сейчас она в школе, где считается уродкой. Впрочем, она не заморачивается на этом. За минуту до обеденного перерыва она выходит из туалета и идет на занятия по обществознанию.