Сердце кугуара
Шрифт:
И сегодня она повторит все это военным. Пусть они разбираются сами между собой. А вот с Догерти разберется она сама.
— А с чего ты решил, что я поеду с тобой? — поинтересовалась она.
— У тебя нет выбора, Ева, — тот устало покачал головой, словно разговаривал с капризным ребенком. — Ты слишком долго вела себя неадекватно, и мне пришлось исправлять ситуацию.
— Ты об опекунстве?
— А, так ты уже знаешь? — и снова сердце Шейна сжалось в нехорошем предчувствии. — Откуда?
— Не важно. Просто хочу остудить твой пыл. Я никуда не поеду.
— В смысле?
— В
— И на каком основании? — он зло усмехнулся, чувствуя, что ситуация выходит из-под контроля. Меньше всего эта молодая женщина, такая спокойная и хладнокровная, была похожа на ту, кому требуется опека.
— На том, что эта леди бесценная для мировой науки. И вчера она согласилась на участие в долговременном эксперименте, - прозвучал незнакомый голос, и в палату вошли еще трое. Одним из них был доктор Нейман. Вторым — мужчина с генеральскими нашивками на форме экспериментальных войск, а вот третьим…
— Генерал Бернс? — Шейн невольно вытянулся, отдавая честь старшему по званию. — Что происходит?
Ева не обратила на эти слова никакого внимания. Она задохнулась, едва увидев, кто стоит между Нейманом и генералом. Забыла, как дышать. В глазах потемнело, и девушка почувствовала, как все ее существо охватывает странное состояние невесомости. Сознание начало медленно уплывать, его вдруг наполнили тысячи крошечных пузырьков, в каждом из которых была пустота…
— Госпожа Воронцова отныне под защитой армии и государства. Она слишком ценна, чтобы рисковать ею. Поэтому до момента родов она не покинет Тайру.
— Что? — Догерти сделал шаг к Еве, ища в ее застывших глазах подтверждение своих подозрений. — Ты что-то подписала, Ева? Если так, то твоя подпись недействительна. Я, как твой опекун…
— Нет, это ваше опекунство недействительно, — произнес кто-то за его спиной сильным и ровным голосом. Кто-то, на кого, не отрываясь, смотрела Ева.
Догерти обернулся так резко, точно его ужалили. Перед ним, спокойно опустив руки, без малейшего напряжения или волнения на загорелом лице, стоял высокий блондин. Серые джинсы с широким ремнем, коричневая футболка без надписей и логотипов, потертые кеды. Самая обычная непримечательная одежда. Встреть кого-то одетого подобным образом в толпе — и не заметишь. Но от этого мужчины исходила такая внутренняя сила, такая угроза при всем его внешнем спокойствии, что Шейн невольно отпрянул. В глазах незнакомца ему на секунду почудилась смерть. А потом он понял, что не так. Это были глаза зверя, затаившегося перед прыжком. Чуть раскосые, золотисто-коричневые с ярко выраженным серповидным зрачком. Глаза, которые не могли принадлежать человеку.
— Вер? — Догерти вспотевшей рукой потер шею и гулко сглотнул. Потом обвел всех троих встревоженным взглядом. — Не объясните, что здесь делает это животное?
Повисла напряженная тишина.
Нейман и генерал изменились в лице. Бернс открыл рот, собираясь ответить, и тут его слова заглушил женский вопль. Ева, только что сидевшая на кровати, сорвалась с места. Ей понадобилась доля мгновения, чтобы пересечь жалкие пару метров отделявших ее от того, кого не могли забыть ни сердце, ни разум.
Сильные руки подхватили девушку, отрывая от
Лукаш застыл, прижимая к себе бесценное сокровище и не сводя жесткого взгляда с худого мужчины, который только что назвал его вслух животным.
Внутренний Зверь бушевал. Его раздирали противоречивые желания. Что сделать первым? Оторвать голову наглецу, посмевшему его оскорбить? Или зарыться носом в волосы Евы, вдохнуть ее запах, который он уже не надеялся когда-либо почувствовать вновь. Найти ее губы и убедиться, такие ли они охренительно мягкие и податливые, как он запомнил… Наконец, губы вера раздвинула снисходительная усмешка:
— Да, я животное, как вы соизволили высказаться. А еще я отец будущего ребенка и муж этой женщины. А так же ее опекун.
Засопев от счастья, Ева ткнулась носом ему в шею. И волна мурашек пробежала по спине Лукаша, вызывая сладкие спазмы в паху.
Тише, девочка, что же ты делаешь? Разве не знаешь, что Зверя опасно дразнить…
Шейн почувствовал, как кровь отхлынула от лица.
— Муж? — произнес он севшим голосом. — Не помню, чтобы госпожа Воронцова была замужем.
— Вчера не была, — Лукаш, все так же усмехаясь, пожал плечами. — Но глава резервации имеет право заключать браки. Как и генерал Бернс.
Генерал, услышав свое имя, слегка приосанился.
Откашлявшись, открыл папку, которую все это время держал в руках, и торжественно зачитал:
— Брак между госпожой Воронцовой и господином Каховским был зарегистрирован сегодня утром в четыре ноль-ноль по местному времени на борту яхты «Клементина». И засвидетельствован главой резервации Химнесс со стороны жениха и мной, генералом Адамом Бернсом, главнокомандующим военно-морской базы Тайра, со стороны невесты.
— Ева… — бледнея еще больше, прошелестел Догерти. — Ты не можешь этого сделать… Не можешь…
Она со вздохом убрала руки и освободилась из объятий Лукаша. Теперь, когда он стоит за ее спиной живой и здоровый, ей ничего не страшно. Но с Шейном Догерти и его нелепым рыцарством нужно покончить прямо сейчас.
— Чего не могу, Шейн? — она слегка улыбнулась, глядя на бывшего друга.
— Не можешь выйти замуж за… это.
— Это? — ее глаза потемнели. — Ты говоришь об отце моего будущего ребенка. Я спала с «этим». Занималась с ним сексом. И я люблю его. Тебя это коробит?
Она говорила холодно, жестко, и ее слова вонзались в мозг Шейна раскаленными шипами.
— Ева, я понимаю, ты была не в себе. Ты никогда бы не позволила…
Да. Не позволила бы. Никому другому, кроме… него.
Только он — ее детский кошмар, мужчина, преследовавший ее во снах, заставляющий одним взглядом воспламеняться кровь в жилах — только он заслужил право сделать ее своей, не спрашивая, чего хочет она.
Она сама невольно дала ему это право, когда поняла, что нуждается в нем. В его силе. В его уверенности. В его крепких руках.
В его Звере.
На глазах Догерти Ева прильнула спиной к груди вера, и загорелые руки тут же обвились вокруг ее талии собственническим жестом.