Сердце мексиканца
Шрифт:
Впрочем, в сувенирных лавках соседствовали Дева Мария с Кетцалькоатлем, так что хозяев могло ничего не смущать.
Поездку эту они планировали со старой сетевой подругой. Вместе продумывали маршрут, чтобы умудриться впихнуть в один отпуск как можно больше пирамид, музеев и соборов. Вместе мечтали, как будут потом купаться в Карибском море, пить текилу и есть огненные тако. Гадали, какими будут парни в местном «Тиндере», и утешали друг друга, что если местные окажутся не очень, в последнюю неделю на курорте наверняка найдется немножко симпатичных американцев
Однако буквально накануне вылета у подруги серьезно заболела мама. Как бы ни было обидно, семейный долг был важнее дружеского. Часть денег за билеты на самолет удалось вернуть, но свою половину за гостиницы и квартиры подруга оставила Але в качестве компенсации за то, что бросает ее одну. За два дня найти нового попутчика было нереально. Но и повторить подвиг с подготовкой поездки – тоже.
Аля курила полночи и думала, думала, думала… А наутро достала свой самый большой чемодан и кинула туда купальник.
Увы, надежды на свидания со смуглыми сексуальными латиносами развеялись в прах: коренные жители этих мест были низкорослыми и коренастыми и, смешавшись с завоевателями, изрядно подпортили экстерьер их потомкам. Испанское изящество и обаяние столкнулось с суровой харизмой кровожадных индейцев – и результат не порадовал.
Окно в спальне оказалось без стекла. Можно было закрыть его ставнями, задернуть занавесками или запереть железной решетчатой створкой. Ничто из этого не помогало от доносящихся снаружи криков петухов и бравурной музыки очередной викторины.
В квартире вообще было много разнокалиберных окон: панорамные выходили на балкон, узкие бойницы были прорезаны в стене коридора, над раковиной было круглое окошко, как в домике хоббитов, и даже в туалете за жалюзи обнаружилось окно в крошечный внутренний дворик. Сам дом был таким же разнокалиберным, состоящим из лепящихся друг к другу пристроек, лестниц, балок, навесов и кое-как слепленных друг с другом кусков жести. Можно было выглянуть в окно в коридоре и неожиданно узреть кусок комнаты этажом ниже – с чьей-то смуглой ногой в шлепанце и стоящей рядом с ней бутылкой колы.
Выглянув в соседнее окно, Аля так же случайно подсмотрела, как выбегает из летнего душа хозяйская дочка: смуглая гибкая фигурка, гладкая кожа, черные волосы, чуть грубоватое жесткое лицо – достойная правнучка жестоких народов, когда-то владевших этой землей. Увы, судя по старшим женщинам, этой суровой красоте осталось недолго: к тридцати все женщины здесь безнадежно расплывались.
Спохватившись, она бросилась распаковывать чемодан и раскладывать косметику. После прогулки по пыльным улицам надо было протереть лицо тоником, иначе не миновать прыщей. Обычно Аля справлялась с ними с помощью кислотных пилингов, но в Мексике слишком активное солнце, пришлось пока повременить.
И на будущее не забывать, выходя на улицу, пользоваться хотя бы пудрой с SPF 20, иначе она на собственном опыте узнает, что такое фотостарение.
Возраста Аля боялась чудовищно, до панических атак и кошмаров. Семь лет назад, придя наконец
Она кинулась тогда к одному врачу, к другому, к косметологу, пластическому хирургу, массажисту, психотерапевту, черту лысому – умоляя обернуть злое колдовство вспять. С тех пор даже в недельном отпуске с ней всегда была ее косметичка с двумя-тремя полноценными линиями по уходу за кожей в любых условиях. Что бы ни происходило, в каком бы состоянии она ни была, «малый круг» очищения-увлажнения-питания составлял минимальные двадцать минут.
Со временем она научилась не только получать от этого удовольствие, называть уход за кожей своим женским наслаждением, но и в самом деле нашла приятные вещи вроде миста для кожи с запахом кока-колы, после которого ей хотелось облизать саму себя, или совсем мелкой блестящей пудры, незаметной днем, но заставляющей таинственно мерцать кожу вечером.
Умытая, умащенная, пахнущая свежо и сладко, Аля забралась на высокую широченную кровать в своей спальне. В ее деревенском детстве кровати тоже были такими – очень высокими, с горой матрасов и перин. Вообще местная деревня от российской глубинки отличалась мало – разве что куры были тощие да ходили между ними огромные важные индюки. И месяц тут висел рожками вверх, а не вбок.
Она никак не могла заснуть, слушая спорящие друг с другом телевизоры на первом этаже и у соседей, стрекот цикад в высокой траве, лай собак, беззаботную болтовню на испанском у нее под окнами. Слышимость была такая, будто подружки сидели прямо у нее в ногах.
Закинув руки за голову, она гладила пальцами резную спинку кровати и думала, что вряд ли этот второй этаж строили специально для туристок с другого конца мира. Странно, что тут вообще знали о такой штуке как AirBnB. Скорее всего, и эта кровать с резной спинкой – в ширину больше чем в длину, и роскошь пяти телевизоров, и картины с Иисусом, и музыкальный центр с огромными колонками в гостиной, накрытый вышитыми салфетками, и даже почти не поцарапанные кожаные кресла – все это предназначалось молодой семье.
На этой кровати молодой усатый мачо должен был любить свою гибкую смуглую красавицу-жену, делать ей детишек одного за другим, десяток шебутных потомков индейцев и конкистадоров. В этой кухне должна была она печь лепешки, варить густые супы и ругаться со свекровью, перекрикивая телевизор.
Но почему-то так не вышло, и теперь такие, как Аля, фифы будут приезжать сюда год за годом, оставлять недовольные комментарии, жалуясь на отсутствие горячей воды и стиральной машины, а кровать никогда не станет семейным ложем, познавшим и зачатие, и рождение, и смерть. Разве что пожилой немецкий турист не рассчитает силы в борьбе с мескалем и однажды утром не проснется – сдаст сердце.