Сердце мира
Шрифт:
– Ну что опять скуксился?
– на сей раз удар в плечо был ощутимее.
– Хватит тосковать, заумник ты несчастный. Пора в трапезную.
– Ладно, идем, - нехотя согласился Эртанд.
Пообедать действительно не мешало.
Лейст пошел впереди, чуть ли не вприпрыжку. Наблюдая за тем, как задирается его мантия, оголяя худые ноги, Эртанд покачал головой. По возрасту - взрослый мужчина, по поведению - дитя малое. Никакого уважения к почившему.
Кладбище располагалось на отшибе, у основания стены, которая окружала обитель. Чтобы попасть в трапезную, пришлось пройти мимо огорода, склада и ворот на землю
Они проводили двух тинатов хмурыми взглядами. Между стражниками обители и ее насельниками любви не было никогда. Стражи жили здесь же, в каменном доме, который стоял вдалеке от основных строений, и питались тоже отдельно. Меняли их нечасто, но так, чтобы между тинатами и их надзирателями не возникало дружбы. Оно и понятно - иначе могло дойти до того, что страж сжалится и выпустит тината из вечного плена. А там и до новой Великой войны недолго.
Тинатам все равно удавалось бежать, но пока что не из обители Тамин-Арвана. Эртанд неоднократно пытался завести с кем-нибудь из стражей приятельские отношения, однако из этой затеи не выходило ровным счетом ничего. Они даже за деньги брата не горели желанием носить письма из городского поместья эс-Мирдов, а ведь это все, о чем просил Эртанд. Родственники не могли часто к нему ездить, обмен письмами же был запрещен либо они прочитывались настоятелем от начала и до конца.
Эртанд не хотел, чтобы чужие лапы залезали в его жизнь настолько далеко.
Они с Лейстом прошли мимо основного здания - квадрата с внутренним двориком, защищенным от ветра, и мимо келий. За ними, в отдалении, чтобы не отвлекать работающих на благо силанского народа тинатов, стояла кухня с трапезной.
Перед ней Эртанд остановился, чтобы ополоснуться. Внутри все равно должны были подать сосуд, в котором предписывалось омыть руки после кладбища, но чашу подносили всем одну и ту же, а маг брезговал умываться во много раз использованной воде. Если у Лейста до сих пор не вытравились деревенские манеры, вернее, их полное отсутствие, то Эртанд не мог забыть о дворянском воспитании.
Под простеньким умывальником, подвешенным возле двери для слуг, натекла лужа. Эртанд посмотрел на свое отражение. Острое лицо за последнее время еще больше исхудало, кожа вокруг светло-голубых глаз покраснела, набухли мешки. При взгляде на самого себя ему захотелось накинуть капюшон.
Улланд болел четыре месяца. Пренебрежение Вигларта и насмешки бывших воспитанников сломали старика окончательно - с постели он больше не вставал. Большую часть работы, которую старший тинат раньше выполнял, пришлось взять на себя Эртанду. И вот результат - он не мог смотреть сам на себя.
Отражение внезапно подернулось рябью. На миг Эртанду почудилось, что вместо лица у него переплетение линий. Все они перепутались, и было невозможно понять, есть ли в клубке лент общий мотив.
"Схема", - пришло на ум. Магические иероглифы - наты - были похожи на схемы. Эртанд привык с ними работать, и теперь ему хотелось найти привычные образы. Он вгляделся в рябь. Слишком много узоров, слишком сложно...
Когда ломаные линии потянулись из лужи вверх, к нему, маг закрыл глаза.
Хватит. Улланд предупреждал, что если переусердствовать над рабскими ошейниками, появятся такие видения. Он строго-настрого запретил о них кому-либо
– С тобой все в порядке?
– раздался сзади голос Лейста.
– Ты чего весь сморщился, как гнилое яблоко?
– Спасибо за сравнение.
– Ну а что ты весь такой "бе".
– Лучше помолчи, Лейст.
Друг пожал плечами.
Полегчало Эртанду только в трапезной. Тинаты расселись за длинным столом по рангу: чем старше, тем ближе к настоятелю. Со стороны темными мантиями они напомнили нахохлившихся на ветке ворон. Вигларт, как обычно, сидел смурной и воспаленными глазами осматривал подчиненных, но остальные выпили вина и расслабились. Разве что приписанных к обители женщин не позвали - непорядочно все-таки, на поминках-то.
Лейст со своей непочтительностью был прав в том, что смерть Улланда новостью ни для кого не стала. Ее ждали давно. Кто собирался, тот старшего тината уже оплакал. Зато поминки стали хорошим поводом отвлечься от ежедневного труда, отдохнуть и вспомнить, как "это было раньше".
– О-о-о, как меня Улланд гонял за то, что я сливу ободрал в саду, - трясясь от смеха, рассказывал полноватый Аствет. - Мне лет десять было, а ему тридцать. Как только понял, что это я был? Ночь же была на дворе! До сих пор помню: мчался за мной с веником, а потом как отхлестал по заднице! Я поверить не мог, что в тинатской обители могут веником отхлестать.
– Это какую сливу?
– спрашивал Тэйхис, рыжий паренек, недавно принятый из учеников в младшие тинаты.
– Да ты не застал уже. Выкопали ее потом от греха подальше, чтобы молодая поросль вроде тебя не объедала по ночам.
– Я таким не занимался!
– краснел Тэйхис.
Другие тинаты хохотали до слез.
– Конечно, мы же все плодовые из сада повыкопали еще до твоего рождения.
Эртанд тоже смеялся. Он помнил те сливы. По ночам спелые, иссиня-черные плоды южной эгары манили вечно голодных учеников не меньше, чем мечты о женщинах. На пустой желудок о развратных красавицах не погрезишь, а настоятели запрещали есть в любое время, кроме установленного. Потом Эртанд привык к строгому распорядку, но первый год весь исстрадался. Как, впрочем, и другие тинаты.
Они дружно выпили за те времена. Вино в кувшинах было хорошим, крепким. Не та разбавленная водица, которую наливали в обычные дни.
Лед, сковавший грудь после смерти Улланда, медленно растапливался.
– Да ладно вам, по заднице хлестал!
– весело сказал Лейст, когда все опустили кубки. Щеки у него зарделись. Парень быстро пьянел.
– Улланд же молодняк всегда и подкармливал. Я вот помню, как он втихушку кое-кому хлеб совал, когда мы были готовы стены грызть.
– Это кому же?
– Мне давал!
– пискнул ребенок с самого конца стола.
– Да и мне, - прозвучало с противоположной стороны.
– А хлеб-то раньше какой был! Не чета нынешнему.
– Ага. Сомнешь кусок - а он обратно разминается.
– Не то что сейчас. Ну вот что это?
Говоривший взял с глиняной тарелки кусок хлеба и постучал коркой о столешницу. Звук раздался гулкий, как от удара деревяшки о деревяшку. Слуга, который в этот момент принес добавку квашеной капусты, побледнел. Ждал, наверное, что сейчас тинаты обхают его, а затем и кухарок за кривые руки. Эртанд усмехнулся, когда тот втиснул миску среди блюд и торопливо скрылся за дверью.