Сердце огненного острова
Шрифт:
– Лучше не обращать на него внимания, – шепнула Флортье и сморщила нос. – Иначе у него появятся напрасные надежды!
– Я думала, что ты ему симпатизируешь, – удивилась Якобина.
– Да, симпатизирую, – с таким же удивлением ответила Флортье. – Он приличный и приятный человек. Но у него сейчас нет даже арендного договора! И если даже он арендует участок, пройдут годы, прежде чем плантация начнет приносить доход. А там еще придется строить дом, обустраивать его для комфортной жизни. Я не собираюсь ждать так долго! – Она крепче обхватила колени и задумчиво покачала головой. – И вообще… – добавила она, – я представляю своего будущего мужа чуточку более мужественным. – Ее щеки слегка порозовели от смущения;
Якобина ощутила легкий укол, как всегда, когда речь шла о внешности. О ее больном месте.
– Вот как те? – Она показала кивком на четырех рекрутов – те сидели за столом и играли в карты.
Казалось, Флортье не заметила ее едкого тона; во всяком случае, она не придала ему значения. Она хихикнула, а когда один из четверки, долговязый блондин по имени Фриц, заметил ее взгляд, подмигнула ему. Он покраснел, расплылся в доверчивой улыбке, отчего стали видны очаровательные ямочки на щеках, и с подчеркнутой небрежностью бросил карту на середину стола.
– Уже ближе, – мурлыкнула Флортье. Когда она посмотрела на Якобину, в ее глазах сверкали озорные огоньки. – Или как кочегары, которых мы видели во время экскурсии по пароходу – помнишь?
Якобина покраснела и потупилась. Конечно, она помнила. Жару и полумрак железной камеры, красные отсветы огня на стенках котлов, на силуэтах мужчин. Она помнила сильные, покрытые сажей руки с напряженными мускулами и жилами, блестящую от пота кожу в широко распахнутом вороте рубахи и ту, одну, обнаженную мужскую грудь, мощную и темную то ли от густой растительности, то ли от угольной пыли. Только пару минут они с Флортье удивленными глазами и с открытым ртом смотрели на эту картину. Потом капитан Хиссинк заявил, что это зрелище не для юных дам, и повел их дальше, в более безобидные места, пытаясь загладить свой просчет лавиной объяснений.
– Бедный капитан! – воскликнула Флортье, а у Якобины задергались уголки губ, и она поскорее закусила губу. – Теперь он наверняка ворочается по ночам в своей койке и мучается от мысли, что мы пожалуемся на него в пароходство за такое неподобающее зрелище! – Флортье захихикала.
Уголки губ Якобины предательски разъехались, и на ее лице появилась, открытая улыбка. Когда-то она считала, что такая улыбка скрашивает все недостатки ее лица. Но потом ей часто указывали на то, что ее и без того большой рот растягивается еще шире, да при этом обнажает зубы, пусть даже белые и ровные; что это неприлично и неженственно. Она вспомнила об этом, и ее улыбка увяла и исчезла.
– Ну, мужественный или нет… – Флортье тяжко вздохнула и с тоской посмотрела на Фрица и его приятелей. – Какой мне прок от такого юнца? Ведь он еще должен служить и служить со скудным жалованьем, прежде чем сделает военную карьеру. Да они пока и слишком несолидные, не годятся в мужья. Лучше, – в ее голосе зазвучала мечтательная нотка, – лучше выйти за солидного, но еще не старого офицера. – Ее глаза смотрели то на майора Росендаала, но на лейтенанта Тойниссена, которые наблюдали за игрой рекрутов и время от времени что-то им советовали.
– За благородного рыцаря на гордом белом коне, – сухо добавила Якобина и провела пальцем по корешку книги.
– Да, точно! – засмеялась Флортье.
Якобина посмотрела на море. Когда-то она тоже мечтала о чем-то подобном. Теперь она вспоминала об этом и досадовала: это было так по-детски наивно. Она мечтала встретить мужчину, для которого станет любимой и интересной, который не скучал бы с ней и считал ее если не красавицей, то хотя бы привлекательной. И чтобы его глаза блестели при взгляде на нее, и чтобы она преображалась от этого блеска и была не такой бесцветной и скучной для всех окружающих. Якобина долго лелеяла эти мечты, сначала с надеждой, потом с отчаянием, пока они постепенно не истаяли на праздничных обедах, приемах и балах, куда ее смиренно возила мать. Они таяли в те бесконечные часы, когда Якобина стояла сначала с радостной, потом с вымученной улыбкой у стены бального зала. Никто, кроме Хенрика, не приглашал ее на танец. Мужчина ее мечты так никогда и не обрел лицо и имя. С таким же успехом Якобина могла мечтать о луне с неба, и со временем она выбросила все из головы. Разочарование наступало постепенно, с каждым новым молодым человеком в дорогом костюме, которого ей представляли. Все они говорили ей формальные комплименты, глядя сквозь нее. Лишь когда фамилия Якобины сталкивалась в их сознании с банкирским домом «Ван дер Беек», в их глазах появлялся блеск. Она не хотела связывать свою жизнь с мужчиной, которого привлекали лишь ее деньги, и это была единственная жертва, на которую она отказывалась идти ради своей семьи. Семья не простила ей такого своеволия.
– Ты… ты, наверное, считаешь меня легкомысленной дурочкой, – еле слышно проговорила Флортье.
Якобина пожала плечами и ничего не ответила.
– Для меня это единственная возможность изменить свою жизнь, – сказала Флортье, теребя оборку на подоле. – Что ждало меня дома? Кем я могла там стать? Прислугой или прачкой. Либо выйти замуж за кузнеца, крестьянина или лавочника. Но я уже сыта по горло такой жизнью! Хватит с меня! Я много лет чистила картошку и мыла полы. – Тяжело вздохнув, она выпрямила спину, оперлась локтем о колено и, подперев щеку рукой, робко взглянула на Якобину. – У тебя все по-другому. Ты очень образованная, знаешь несколько языков, а я знаю только немецкий и чуточку английский. Поэтому я могу рассчитывать лишь на свое смазливое лицо, а у тебя много других возможностей.
Якобина слабо улыбнулась.
– Поверь мне, – возразила она сдавленным голосом, – у меня тоже небольшой выбор.
Она уже поняла, что все ее строгое воспитание преследовало одну цель – чтобы она стала культурной молодой девицей и вышла замуж за врача или ученого. Напрасно! Ведь и образованные, умные мужчины тоже предпочитали жениться на красивых девушках, которые придавали им блеск. Хотя ни отец, ни мать не обмолвились об этом ни словом, Якобина чувствовала их разочарование – все расходы на книги и дорогих домашних учителей оказались напрасными. Такая расточительность противоречила этике семьи ван дер Беек, ведь любая трата должна окупаться. Раз Якобина не нашла себе мужа, она до конца жизни будет сидеть на шее у родителей, а потом либо у Хенрика с Тиной, либо у Мартина. Жалкая старая дева, которая всем в тягость. Иных вариантов не предполагалось. Во всяком случае, в Амстердаме, в Нидерландах, где дочери из богатых семейств не могли сами зарабатывать на жизнь или хотя бы жить самостоятельно, отдельно.
– Вот я и решила податься в Батавию, – прошептала Флортье. У нее заблестели глаза. – Ты только представь себе – на Яве столько холостяков, разбогатевших на кофе, чае и хинине! Они не могут найти там себе жену, ведь наши девушки боятся жить в чужих краях. А для меня это большие шансы. А я… – Опершись на подлокотники, она приподнялась и поглядела через плечо на сидевших под маркизой, потом снова откинулась на спинку шезлонга и тихо проговорила: – Я уверена в себе, и тут мне помогут майор с женой и даже Ламбрехтс!
Брови Якобины поползли кверху.
– Ты уверена?
– Точно тебе говорю! – шепотом подтвердила Флортье. – Она и так постоянно шипит на меня, а тут еще господин Ааренс от меня не отходит… Ламбрехтс готова сожрать меня с потрохами! – Она блаженно потянулась. – Мне жалко беднягу, если он когда-нибудь попадет на ее клыки. – Хихикнув, она протянула ногу и дотронулась пальцами до коленки Якобины. – Может, мы и тебе найдем там мужа!
Якобина вымученно улыбнулась и незаметно отодвинула колени подальше от Флортье.