Сердце полуночи
Шрифт:
В этот момент последняя дрожь трансформации, сотрясающая тело Казимира, затихла, и он выпрямился на своих полуволчьих ногах, холодно глядя на жертвенное животное.
Люкас с нежностью и любовью потрепал волчицу по серебристо-серому загривку.
– Взгляни, как она прекрасна, Казимир. Быстра, как молния, безжалостна, как змея, ненасытна, как земля в засуху. Эта тварь – воплощение ангела тьмы… – он замолчал, продолжая ласкать тонкими пальцами мех и мускулы животного.
– Убей ее.
Казимир прыгнул вперед с проворством атакующей змеи. Его зубы вонзились в горло зверя, и пенящаяся кровь брызнула во все стороны. Волчица попыталась освободиться,
Но он не отступил. Глоток за глотком пил Казимир из артерий и вен горячее вино зверя, и волчица беспомощно засучила всеми четырьмя лапами, пытаясь найти точку опоры на скользкой траве. Передними она попыталась оттолкнуть от себя медленно приканчивающее ее чудовище, но это была только агония. Рана на шее становилась все глубже, движения волчицы замедлились и ослабли. Внезапно она повалилась на землю, увлекая за собой Казимира, и тот прижал ее к земле всей своей тяжестью.
Волчица умирала. Казимир чувствовал, как вместе с кровью уходит из ее тела воля к сопротивлению и к жизни. В считанные минуты все было кончено, и юноша разжал челюсти, оставив окровавленное, вытянувшееся в последней судороге тело остывать на траве. Поднявшись на ноги, он посмотрел на Люкаса.
– Начало положено, Казимир, – сказал ему бард. – Ты причастился кровью волка и вошел в круг тьмы. Иллюзия твоей души растаяла.
Чудовищная улыбка исказила пасть Казимира, наполненную острейшими кинжалами зубов. Впервые в своей жизни он почувствовал настоящее облегчение и освобождение. Впервые за двадцать лет жизни он знал и чувствовал, кто и что он такое. Стихли муки совести. Хор воспоминаний прошлого, казалось, замолчал навсегда.
Из его груди исторгся дикий, радостный вой, заслышав который собравшиеся на холме звери бросились врассыпную. А Казимир снова завыл, набирая полные легкие прохладной ночи и глядя прямо в лицо добела раскаленной луне.
– Волчья кровь помогла волку возродиться в тебе. Теперь, чтобы убить в себе человека, ты должен напиться крови своего самого близкого друга.
– Что? – переспросил Казимир сквозь зубы.
Люкас решительно шагнул к нему.
– Не останавливайся на полдороги. Чтобы избавиться от человеческого, ты должен расстаться со всем тем, что ты любил в мире людей.
Казимир отпрянул. В его мозгу промелькнуло лицо Ториса. Да ведь только вчера он твердил себе: “Торис должен умереть!”. Сегодня ничто не помешает ему претворить свое намерение в жизнь. Даже голос совести молчал.
"Торис должен умеретъ!”
В его пустом мозгу, в холодном сердце, откуда была изгнана душа, эта фраза звенела тысячекратным эхом.
"Торис должен умеретъ!”
Казимир опустил к земле свои пылающие огнем волчьи глаза. Взгляд его остановился на окровавленном трупе волчицы. Мертвое тело лежало неподвижно, а сверху на него смотрели яркие зеленые звезды. Волк стал частью горы, лишенный души при жизни и в смерти.
Подняв голову Казимир хрипло сказал:
– Я иду.
Сквозь темный дверной проем до Ториса доносилось ровное дыхание спящей Юлианны. Девушка крепко спала в соседней комнате, а Торис все ворочался на своей койке. Отчего-то ему не спалось. Кроме дыхания Юлианны, он слышал скрип дощатого пола в коридоре,
"Завтра мы сбежим отсюда”, – пообещал он себе.
За окном раздался какой-то скребущий звук, и Торис замер, насторожившись. Звук раздался снова, напоминая скрежет когтей по стеклу. Молодой жрец осторожно повернул голову и посмотрел наружу сквозь запыленное стекло. Под окном не было никакого дерева, чьи ветки могли бы скрести по стеклу под порывами ветра.
Звук повторился в третий раз, и тут уж ошибки быть не могло. Кто-то или что-то пытался забраться в окно.
Окно было не заперто.
Торис неловко соскользнул с кровати и тут же попал на рассохшуюся половицу, которая пронзительно заскрипела. Звук за окном повторился, и Торис начал подкрадываться к окну. “Что, если оно меня услышит?” – обливаясь потом думал юноша всякий раз, когда под ногами его стонали и жаловались старые доски. “Что, если оно прыгнет в комнату сквозь стекло?”
Снаружи опять что-то скрипнуло. Позабыв об осторожности, Торис прыгнул к подоконнику и вцепился обеими руками в задвижку окна. Заржавленная задвижка не поддавалась, и Торис начал дергать и рвать ее из стороны в сторону, раскачивая в гнезде. Стекло мелко задребезжало, и рама поползла вверх. Ударом кулака Торис опустил ее обратно и невероятным усилием защелкнул задвижку. Затем он отскочил в сторону и прижался спиной к стене рядом с окном. От волнения он почти задыхался, а ладони его стали мокрыми от пота. Губы жреца слегка дрожали от страха.
"Даже живущий во мраке песню Милилу поет”. Слова старого гимна, зазвучавшие в ушах Ториса, немного успокоили его. Вытерев влажный лоб, он прислушался и не услышал ничего, кроме ровного дыхания Юлианны и приглушенного смеха, доносившегося из бара.
– Пойду-ка я лягу! – вполголоса простонал он.
Таинственный скрип повторился.
Торис весь сжался и искоса глянул за окно, но ничего не увидел.
Скррич – скрруууп!
Что– то должно было там скрипеть! Торис сделал крошечный шаг ближе к окну, стараясь немного увеличить свое поле зрения, но по-прежнему ничего не видел.
Еще ближе. Показался кусок двора под окном, но там никого не было.
Скррич – скрруууп!
Собрав все свое мужество, Торис встал перед самым окном и поглядел сначала в одну, потом в другую сторону. Снова никого и ничего.
Скррич – скрруууп!
"Что же это шумит?” – подумал Торис, чувствуя, как паника поднимается в нем. Рука его отодвинула задвижку так быстро, что он не успел даже ужаснуться, что же он наделал.
Оконная рама стремительно скользнула наверх. Когтистые лапы стиснули его горло, прежде чем он закричал от ужаса. Широкий большой палец надавил на дыхательное горло с такой силой, что из глаз жреца посыпались искры, он задергался и захрипел задыхаясь. Какая-то сила потянула его наружу через открытое окно, и Торис, судорожно размахивая в воздухе руками, каким-то чудом схватился за оконную раму. В тумане перед ним появилась чудовищная голова, похожая на голову волка.