Сердце Проклятого
Шрифт:
А так… Одно движение. Всего одно — и человек свободен.
Мириам, казалось, не заметила произошедшего. Или сделала вид, что не заметила.
Все, сказал сам себе Иегуда, достаточно. Не делай глупостей. Он все равно умер бы через пять минут. Я чувствую, что сегодня умрут многие. Помочь всем нельзя, не стоит и пытаться. Мое дело — сохранить жизнь ей. Ей и ее сыну. Их сыну. Это все, что осталось от Иешуа, и Иосиф не должен умереть! Не делай ничего, что помешает сохранить в неприкосновенности их жизни. Важны только они. Все остальное — неважно!
Они вновь бежали вдоль рядов. Справа горел дом и кто-то кричал в нем, то ли от
— Дом торговца Хрисиппа, я его знаю. — Мириам задыхалась от усталости. Голос ее дрожал. — Что они делают? Что они творят?
Иегуда на ходу выломал из торгового навеса палку и взвесил ее в руке. Сгодится. Не меч, но лучше, чем с сикой. Надо будет найти оружие по-серьезнее, а пока обойдемся дубиной.
Хуже всего было то, что причина происходящего оставалась непонятна. Кто-то куда-то бежал, кто-то кого-то топтал, горели дома. Страшно и безлико, как осенний прибой, ревела толпа неподалеку, но против кого был обращен гнев озверевших людей, Иегуда понять не мог. Простой здравый смысл подсказывал ему, что двигаться дальше — безумие, он даже порывался сказать об этом Мириам, но видел ее полные отчаяния глаза — и слова застревали в горле.
Улица закончилась рыночной площадью, на которой этим утром торговали рыбацким уловом и зеленью. Над мощеными мостовыми еще стоял крепкий запах требухи и просоленных сетей, из каменных горшков душно пахло рыбьей кровью, и чешуя блестела на камнях каплями воды. Обыкновенно к ночи площадь пустела, чтобы ожить ранним утром, когда с моря вернутся первые лодки и на рынок потянутся покупатели. Сейчас же, несмотря на поздний час, тут было многолюдно. Основные события разворачивались выше, в квартале ремесленников, примыкавшем к храму Артемиды слева, и на улицах, занятых лавками, опоясавших огромное строение. На рыбном рынке суетились те, кто успел уйти от храма до того, как начались беспорядки — те, кому повезло. Испуганные дети, женщины, старики, перепачканные сажей мужчины, все одетые наспех, растрепанные и растерянные, походили на беженцев, каких Иегуда видел в Кейсарии после еврейских погромов — кое-кто даже тащил с собой узлы со скарбом и коз на веревках.
Здесь Мириам с Иегудой натолкнулись на воина из городской стражи — побитого, безоружного (у него отобрали дубинку и сбили с головы шлем), но живого.
— Минеи… — выдохнул он в ответ на вопрос Иегуды. — Это минеи…
— Не может того быть! — быстро сказала Мириам. — Минеи никого не трогают, они мирные люди!
— Ага… — согласился стражник, обиженно сверкая заплывшим глазом. — Мирные… А как же! Едва ноги унес… Ты, госпожа, наверное, еще не видела, что они наверху творят!
— Что творят? Что произошло?
Стражник хлюпнул сломанным носом, утер кровавую соплю грязной ладонью и осторожно потрогал вздувшуюся правую щеку.
— Жгут лавки минеи ваши. Книги жгут прямо у храма. Храм пока не трогают, но порази их Зевс, если захотят…
— Да с чего они стали все жечь? —
— С чего, с чего?.. — зло прошамкал тот разбитым ртом. — Вчера лавочники пытались побить их главного… Он опрокидывал столы с товаром, оскорблял Артемис, кричал, что она колдунья и все, кто торгует ее изображениями, — колдуны.
Он нещадно шепелявил, глотая согласные, и морщился от каждого слова — удар явно повредил ему челюсть.
— Побили? — спросил Иегуда, оглядываясь по сторонам.
— Куда там… — ответил стражник, качая крупной лобастой головой, покрытой разводами пота и пепла. — Сбежал, собака! Его люди загородили дорогу, не дали страже его задержать.
Он снова потрогал щеку и скривился от боли.
— Да и задержали бы… Что толку?
— И как его зовут? Главного? — поинтересовалась Мириам неживым голосом.
— Да кто его знает? Кажется, Шаул…
Мириам бросила на Иегуду быстрый взгляд.
— Шаул? — переспросил тот. — Кто такой?
— Какой-то еврейский пророк, — стражник сплюнул темным и смахнул с губ длинную тонкую струйку окрашенной кровью слюны. — Говорят — колдун! Одним словом изгоняющий злых духов.
— Так колдун или пророк?
— Да может, и то и другое! Кто этих евреев разберет? Может, и правда, что колдун… У нас тут каждый десятый колдун или ученик колдуна, или сын… И этот Шаул — он неизвестно кто таков. Слышал только — здешние иудеи его не признают и не любят. Он сначала проповедовал в синагоге, но потом его прогнали. Так он начал проповедовать в схоле [79] у Тиранна. Уже года три, как тут проповедует…
79
Схола — место проведения тренировок, религиозных церемоний, общих собраний, своеобразный клуб в римском военном лагере.
На этот раз уже Иегуда посмотрел на Мириам и переспросил:
— Три года?
— Ага, три! Да я сам ходил его слушал. И жена ходила. Ей рассказывали, что он от бесплодия лечит, так она и пошла… Он в доме Аквиллы остановился, а проповеди свои читал в схоле. Мы до него к самому Балбиллу [80] ходили, а все без толку, только деньги ему отдали…
Чувствовалось, что стражник натерпелся страху и теперь его несло. Он и сам понимал, что его несет, захлебывался в потоке слов, перепачканных кровавой слюной и пересыпанных зубным крошевом, но остановиться не мог. Такое часто случается с людьми, чудом избежавшими смерти.
80
Балбилл — знаменитый эфесский астролог и знахарь.
Гарью тянуло все сильнее и сильнее. Иегуда оглянулся — через проулок, ведущий к Лиману, стал виден дом, около которого пылал костер с человеческий рост. Вокруг огня кружились тени.
— … говорил я ей, дуре, — ныл охранник, — что даром ходим! Говорил! Так нет! К Шаулу потянула!
— Помолчи! — приказал Иегуда, и стражник сразу же умолк, как обрезало, но при этом тихонечко завыл.
Получилось очень жалостливо.
— Благодари Зевса, что жив остался. Кто руководит всем?
— Никто, — выпалил стражник мгновенно, словно ждал вопроса. — Люди сами…