Сердце сержанта
Шрифт:
В начале Отечественной войны сибиряка Захара Сорокина, привыкшего к суровому климату, направили на Север. Летчики день и ночь охраняли от нападений врага морские транспорты с оружием и продовольствием.
Сорокину повезло: он попал в эскадрилью знаменитого североморского аса Сафонова, чье имя наводило страх на врагов и любовно повторялось его соратниками...
Жаркий июль 1941 года. Первые воздушные бои в небе Заполярья. Захар Сорокин летит ведомым, прикрывая машину командира группы капитана Кухаренко. В азарте боя, видя, как правую плоскость самолета прошила пулеметная
— Ура! Ура! — кричит он, видя, как «мессершмитт», дымя, идет вниз.
А на земле летчика ждет разочарование.
— Так не воюют, — строго говорит ему Сафонов. — Вы оставили своего командира без прикрытия, сами в одиночку вступили в бой. Хорошо еще, что так обошлось, могло быть хуже. — И вывод командира эскадрильи: — За то, что сбили самолет противника, благодарю, а за то, что нарушили устав, бросили в бою ведущего, — пять суток ареста...
У Сорокина было время подумать о своей ошибке. Бой — дело коллективное. Не из-за ошибок ли, подобных той, которую допустил он, часть в последние дни потеряла трех летчиков...
Первый бой многому научил Сорокина!
Быть может, именно благодаря этой суровой учебе, благодаря возросшему мастерству и чувству ответственности, Захару Сорокину удалось вскоре отличиться в беспримерном воздушном поединке, который золотыми буквами вписан в историю Отечественной войны.
Семерка советских «ястребков» смело вступила в бой с пятьюдесятью двумя самолетами противника — бомбардировщиками и истребителями. Внезапность атаки, отличная маневренность и товарищеская взаимовыручка привели к тому, что пять самолетов врага нашли в этот день гибель на скалистых сопках Заполярья. Все семь наших летчиков благополучно вернулись на аэродром.
— Командир полка слышал по радио, как фашисты кричали в эфир, что их окружила вся североморская авиация, — улыбаясь, сказал летчикам Сафонов, разбирая этот бой.
За отвагу в бою командиру эскадрильи Сафонову было присвоено звание Героя Советского Союза. Несколько его летчиков, в том числе Захар Сорокин, получили боевые ордена.
25 октября 1941 года, сбив вражеского «мессера», Сорокин почувствовал тупой удар в правое бедро: незамеченный им второй стервятник, вынырнув из облаков, настиг летчика пулеметной очередью.
Не сумев выпустить поврежденное шасси, Сорокин с трудом посадил подбитый, дрожащий, как в лихорадке, истребитель на лед озера. Отдышавшись, стал ощупывать раненую ногу. Вдруг послышался лай собаки. Что за наваждение? Сдвинув стеклянный фонарь кабины, летчик увидел громадного дога. Пес, надрываясь от ярости, старался допрыгнуть до него.
А, вот оно что! Гитлеровские летчики нередко брали в полет собак. В случае вынужденной посадки обученный пес мог пригодиться.
Летчик выстрелил. Дог завертелся на месте, царапая лапами снежный наст. Но где же хозяин собаки?
Высунувшись из кабины, Сорокин заметил подбегающего человека
Сорокин спрыгнул на лед. У берега озера он разглядел силуэт самолета — того самого, который он подбил в бою. Но второго гитлеровского летчика, подкравшегося из-за подбитого советского «ястребка», заметил слишком поздно.
Взмахнув рукой, вражеский летчик рассек финкой лицо Сорокину. От нестерпимой боли тот упал, потеряв на миг сознание.
Очнувшись, Сорокин почувствовал, что гитлеровец, лежа на нем, старается просунуть пальцы под меховой воротник летной куртки. Если не пересилить противника, все будет кончено! Сорокин здоровой ногой что есть силы ударил его в низ живота. Гитлеровец свалился без чувств. Повернувшись на бок, Сорокин дотянулся до пистолета и разрядил его в поверженного врага.
С трудом взбираясь по склону сопки, летчик вспомнил о бортпайке — без пищи не добраться до своего аэродрома. Пришлось вернуться за продуктами. Впрочем, галеты он так и не смог есть: передние зубы у него были выбиты, десны кровоточили. Лишь шоколад, кусочек за кусочком, удавалось протолкнуть в узкую щель рта.
Сильный ветер дул в лицо, снежные заряды слепили глаза, мороз доходил до 40 градусов, но поначалу раненый не ощущал холода. Ему хотелось даже сбросить тяжелую куртку, стеснявшую движения.
Серая стена надвинулась на него — началась пурга. Потом вокруг снова посветлело. И опять снежная стена впереди. Раза два над головой слышался знакомый гул моторов. Сорокин знал: верные товарищи ищут его. Но кто заметит с воздуха одиноко бредущего пешехода — песчинку среди бескрайней снежной равнины?
Человек полуспал на ходу. Однажды сквозь дрему он увидел близко от себя худого, со свалявшейся шерстью зверя. Еще одна собака? Нет, волк, настоящий волк!.. Зверь не приближался, но и не отдалялся. Летчик выстрелил в него из ракетницы. После второй ракеты волк куда-то исчез и больше не появлялся.
На третьи сутки пути, переходя ручей, летчик провалился по колени в занесенную снегом полынью. Выбравшись, он не чувствовал ног, но упрямо продолжал брести вперед. Как он шел на отмороженных ногах, Сорокин не понимал. Он знал одно: остановиться, присесть хоть на минуту в снег — смерть. Стоило ли выдержать два таких боя, в воздухе и на земле, чтобы замерзнуть?..
Он сбился с пути. Лишь через пять суток пограничники подобрали на морском берегу ползущего на четвереньках, полузамерзшего, выбившегося из сил человека.
Когда Сорокина доставили в медсанбат, пальцы обеих ног были черными: начиналась гангрена. Пришлось срочно ампутировать ступни.
Долгие недели лечения в госпитале, состояние беспомощности и душевной депрессии... А потом упорные хлопоты, чтобы ему, инвалиду, разрешили вернуться в строй.
Министерство Военно-Морского Флота отправило летчика на медицинскую комиссию. Если признают годным — будет летать снова. И вот знаменательный документ, обрадовавший Захара Сорокина больше любой награды: