Сердце в тысячу свечей
Шрифт:
Я слабо дергаюсь из последних сил, я просто хочу избавиться от этого ощущения распирания. Я хочу, чтобы мучитель вышел из меня и дал спокойно выползти из-под него, хочу, чтобы пропали с моего тела крепкие руки безгласых – я все еще не падаю только потому, что они крепко меня держат.
Насильник заканчивает наполнять меня своим семенем и тяжелым грузом падает сверху. Я скидываю его со своего измученного тела и слышу хлюпающий звук, с которым из моего истерзанного прохода
Я валюсь в другую сторону, раздирая веревками кровоточащие запястья, и чувствую, как из меня вытекает сперма вперемешку с моей кровью, эта липкая жижа течет по моим ногам и медленно увлажняет простыни.
Я ни о чем не прошу и не дергаюсь, когда один из них смачно целует меня в губы. Мне хочется забыть все, как страшный сон.
Это произошло не со мной.
***
Я открываю глаза лишь на следующее утро, с трудом поднимая веки и понимая, что кто-то тщательно обработал мои раны и натянул на меня штаны.
Шевелиться больно, а думать о прошлом – противно.
Я ничего не вижу вокруг себя и не ощущаю.
Я использован.
Использован.
Использован, как дешевая подстилка для извращенных зажравшихся богачей.
– Доброе утро, сучка, – от зычного голоса Мела мое тело конвульсивно вздрагивает.
Оказывается, мой страх никуда не делся, наоборот – он стал еще сильнее и пустил во мне корни, теперь я знаю, через что мне предстоит пройти. Снова. Несколько дней, за которые они заплатили, я не переживу.
***
***
***
Прохожу по бесшумными коридорам дворца, и мои глаза почти все время смотрят в пол, – странная привычка, дурная, появившаяся совсем недавно. Как мантру я повторяю про себя, что никто не знает о моем позоре.
Я научился терпеть чужие прикосновения, не моля о пощаде, я выучился оставаться глухим, слепым и неподвижным, – безразличное тело, покорное, но не живое.
Моя походка ровная, несмотря на то, что внутри разодранная рана: последние дни – мой личный ад, чистилище и пекло.
Меня сожгли. Выжгли клеймо изнутри. Вывернули душу.
Никто не знает.
И я не расскажу, даже если от этого будет зависеть моя жизнь.
Дверь в нашу с Китнисс комнату открывается, едва скрипнув, я пробираюсь внутрь, словно вор. Сердце в груди ускоряется, а ноги сами несут меня к спальне, но я останавливаюсь на полпути, разворачиваюсь к дивану и провожу рукой по его спинке.
Что я ей скажу? Как я коснусь ее, светлую, чистую, никем не запятнанную?
Мое тело пропиталось скверной за последние несколько дней, а в душе еще остался горький привкус ласк Ребекки.
Я не тот, кто уходил от Китнисс две недели назад. Того Пита больше
Обхожу диван и усаживаюсь на мягкое сиденье. В моей душе зияющая пустота. Я одинок. Я на дне. Я растоптан.
Я уничтожен.
Часы на стене неторопливо считают минуты, и хотя я знаю, что Китнисс близко – мирно спит в соседней комнате, – я не могу решиться войти к ней. Прикрываю глаза ладонью, когда заплутавшая слеза норовит скользнуть по щеке, и прикусываю губы, пытаясь совладать с отчаяньем.
Больше всего на свете я хотел бы сейчас обнять свою Китнисс, почувствовать ее родное тепло, ощутить прикосновение единственно нужных губ. Только вот я не уверен, что ей стоит касаться той грязи, в которой я побывал.
В комнате так тихо, что малейший шум похож на грохот – я выучился различать приближающиеся шаги еще до того, как перед насильниками открывалась дверь. Оборачиваюсь – Китнисс стоит на пороге спальни, и при виде нее мое сердце пропускает удар. Она выглядит измученной и не выспавшейся, такой же потерянной и одинокой, как я сам.
На непослушных ногах я встаю с дивана и смотрю, как она неуверенно подходит все ближе. Глаза в глаза. Я вижу в серых омутах отражение собственной боли.
Ее руки не обвивают мою шею, ее губы не ищут моих.
Мы молчим.
С тягучим привкусом печали я вспоминаю, как обещал ей вернуться, даже если мне придется пройти через ад, и давлюсь слезами, которые одна за другой, градинами, все-таки скользят вниз.
Я вернулся. И ад тоже. Он во мне, в моей крови, в моих мыслях, течет по венам и травит разум.
– Ты вернулся, – еле слышно шепчет Китнисс, а я качаю головой и прикрываю глаза, когда она тянет ко мне руку, но тут же роняет ее.
Эта встреча совсем не похожа на ту, о которой я мечтал четырнадцать бессонных ночей.
Наши щеки омываются беззвучными слезами, но мы так и не решаемся коснуться друг друга. Похоже, между нами пролегла пропасть, и я не знаю, как решиться сделать шаг, не боясь провалиться на самое дно.
Автор просит не пытаться его четвертовать или угрожать расправой.
ЭТО БЕЗЖАЛОСТНЫЙ КАПИТОЛИЙ ВО ВСЕМ ВИНОВАТ.
p.s. предупреждение “слэш” не ставлю, т.к. воспринимаю его больше как контакт с согласия обеих сторон, а в данном случае это изнасилование, и не так уж важно, мужчина пострадал или женщина
========== 18 ==========
Мои глаза застилают холодные слезы, и они словно мутное стекло, через которое я почти не вижу Пита.
Он тоже плачет.
Боль – цепи, связавшие нас покрепче любых других оков.
– Пит…
– Китнисс…