Сердце в виде часовой пружины. Игры богов
Шрифт:
– Я знал карфагенянина прежде,– продолжил я. – Мы искали друг друга. Он искал меня, а я искал его. Он очень умён и коварен и никогда не оставлял свидетелей. В Египте он убил моего человека. Но меня ему убить не удалось. Теперь я знал как он выглядит – а он знал, что я это знаю. Прошло время. Один верный человек сказал, что в Гелиополь приехал некто, кому хирурги из Египта, искусные в тонких операциях, изменили лицо. Тот, кому изменили лицо, нанял мага, который умел готовить эликсиры, меняющие цвет глаз. Если всё, что он сказал, было правдой, то я был почти что уверен, что человек, который приезжал в Гелиополь и был тот карфагенянин…
Таверна, казалось, не дышала.
– Но мои предположения должны были опираться на проверенные сведения. Как я сказал, я стал изучать
Ропот негодования пронесся в таверне.
–… Я более не колебался. Оба торговца были арестованы. Киликиец сразу во всём признался. Он сказал, что бактрийский купец заплатил ему, чтобы найти людей в Карфагене, которые использовали его судно и доставили контрабандой два кувшина "красной плети" в партии с вином. Бактриец же поначалу был упрям и всё отрицал. Внешне он был удивительно похож на того диверсанта, который чуть не убил меня в Египте. Его скулы, форма носа и лоб были точной его копией. Но у того карфагенянина были злые зелёные глаза, а у этого же они были тёмно-карие, почти чёрные. Однако я вспомнил о египетском маге, который мог изменить цвет глаз при помощи эликсира. Я решил сам допросить бактрийца, прежде чем передать его дознавателям. Как я говорил, тот бактриец был хитер и умён. Он не сознался в том, что он – карфагенский шпион и делал вид, что плохо понимает их язык. Но мы разговорили его и он, страшась смерти, раскрыл тайну. Он сказал, что привёз на судне киликийца из Карфагена три кувшина "красной плети" по просьбе некоего знатного римлянина, который просил не раскрывать его имя . Однако мне он его раскрыл. Я знал этого человека. Это был уважаемый сенатор.
– Измена! Заговор! – раздались возгласы.
– Я начал действовать. Тайно, под покровом ночи я и несколько верных мне людей пришли на виллу сенатора. Сенатор во всём признался. Теперь я должен был выполнить долг и арестовать его за контакты с врагом. Но, перед тем как сделать это, он попросил меня выслушать одну историю.
Я выдержал долгую паузу и продолжил:
– Месяц назад на севере, рядом с его имением, сказал сенатор, произошла череда странных смертей. Люди гибли от свирепой болезни. Болезнь эта начиналась внезапно и нарастала как морской прилив. Она уже умертвила десятки людей. Сенат собрал тайное заседание, на котором был принято ввести войска по периметру, установить карантин, и запретить людям с северных территорий под страхом смерти покидать свои земли. Это помогло лишь на время, так как болезнь эта была действительно странная, свирепая и протекала очень быстро. Утром человек был здоров, к вечеру чувствовал слабость, а утром следующего дня он умирал в муках. У него чернели ногти и по всему телу шли красные пятна, словно от ожога. Как выяснили, источником болезни был один раб из южных земель…
– После первых сведений об этой болезни, – далее продолжил я, – сенатор вызвал из в Рима самого опытного врача. Тот многое знал, но, увидев эту болезнь, был бессилен. К тому же, он не достаточно хорошо пропитал уксусом тряпку, которой закрывал рот и нос – и, придя к больным, заразился сам. Он был оставлен в комнате с другими зараженными и вскоре умер. Но, перед тем как умереть он, очнувшись от лихорадки, заметил что его сосед, который день назад лежал в бреду и был обречён – теперь открыл глаза, мог говорить и делать движения. Тот человек явно выздоравливал – им был какой-то вольноотпущенник родом из Фригии. Врач, теряя силы, спросил его как ему удалось победить болезнь, и тот ответил, что как только почувствовал, что умирает, то хотел избавить себя от мук и выпил яд который называется "таар шуам". Этот яд он купил давно и хранил втайне. Яд этот не вызывает боли и действует моментально. Однако он был слаб и него тряслись руки; он опрокинул пузырёк и пролил содержимое, а когда поднял, то там оставалось лишь пара капель, который он тут же слизнул языком. Ему сделалось плохо. Вначале он думал что умирает, но затем очнулся и почувствовал себя лучше… Так врач определил, что таар шуам, или "красная плеть", может быть лекарством от болезни. И вот почему первое значение этого слова переводится как "то, чего боится смерть" – ибо в разных пропорциях сок этого растения может быть и смертельным ядом, и лекарством избавляющим от смерти. Умирая, врач просил передать сенатору, что нашёл средство против эпидемии… Таков был рассказ сенатора. Он, сказал, что поступая так, знал, что нарушает закон. Но он сделал то, что сделал, ибо не видел другого выхода. Когда тайно привезли кувшины, болезнь отступила, а опасность эпидемии для отечества ушла…
Я закончил. Стояла мёртвая тишина.
– Это сущая правда, – наконец произнёс человек из толпы у дверей в маске фавна. Он снял маску. – Я могу это подтвердить. Муж моей сестры родом с тех мест. Он умирал, и Орк едва не забрал его к себе. Он говорил, что ему давали пить вино и уксус и размешивали это стилусом, острие которого макали в какую-то жидкость. Лишь это спасло ему жизнь.
– Гм… я почему-то всегда думал, что сенатор Цетег покончил с собой из-за неизлечимой болезни, – произнес центурион.
– Так считается. Но это не так, – ответил я.
– Он всё равно изменник, – возразил ветеран в красном шарфе.
– Какой же он изменник, когда он спас Рим от эпидемии? – повернулся к нему краснощекий мужчина, работавший в кузне.
– Все эпидемии от богов, – философски изрёк привратник храма Януса. – Всё на земле происходит по их воле.
– Скажи это женам и детям мужей спасённых от смерти, – с насмешкой воскликнула женщина из середины толпы.
– Почему человек из власти скрывал что имет дело с пунами? – спросил юноша в коричневой тунике.
– А ты думаешь, ему легко было это сделать? – возразил ему седовласый мужчина.
Таверна загудела как растревоженный улей…
Я сделал знак замолчать. Я бросил кость раздора, я же должен был это прекратить. То, что что было сказано мной толпе многие сенаторы назвали бы "неоправданным разглашением тайны". На это я бы ответил: это было бы меньшим злом, если б эта тайна всплыла из слухов, и ею стали бы манипулировать проходимцы или, чего хуже, наши враги…
– Рассказ сенатора озадачил меня, – продолжил я. – Я одновременно осуждал и сочувствовал ему. Но я пришёл к нему, чтобы исполнить закон, и он знал это. Как знал и то, что после его ареста в сенате должны будут пройти прения. И если даже здесь, в этой таверне, наши мнения раскололись, они раскололись бы и в сенате. Они раскололись бы и в стране, и в армии. Наше единство бы ослабло. Этого ждут враги. Их флот наготове, чтобы высадиться на наших берегах…
Я прошелся взглядом. У всех были сосредоточенные лица.
– Так сейчас рассуждаю я, – продолжил я после паузы. – Но сенатор Цетег думал об этом ещё тогда. Он был мудрым человеком и решил по-своему. Перед тем как его увести, я отпустил его попрощаться с семьей. Назад он не вернулся. У него ещё оставались запасы "красной плети". Он умер быстро и без мук.
Я вздохнул.
– После этой истории я понял, что ошибся с бактрийцем, а настоящий карфагенянин был где-то рядом. Как я раньше сказал, здесь был и второй подозреваемый из Бактрии – торговец сукном. Но он никак не напоминал карфагенского диверсанта…
Я услышал вздохи разочарования. У центуриона и солдат вся их досада была написана на лицах.
Настало время развязки.
– Но он знал, что я ищу его, – сказал я, возвысив голос. – И он здесь. Он присутствует среди нас.
Послышался удивлённый ропот. Люди в толпе стали подозрительно озираться друг на друга.
– Он видит и слышит нас. Он хорошо замаскировался, думая что я его не найду. Но он ошибся. Я нашёл его.
– Кто же это? – изумлённо полу-шёпотом спросил офицер.