Сердце вдребезги, или Месть – холодное блюдо
Шрифт:
– Подруга, а ты чего так вырядилась? – донесся до меня голос того, кто сидел рядом.
– Ты это мне?
– Понятное дело, что не своему другу. Ты что, на балу, что ли, была?
– На балу.
– А я смотрю – платье, словно ты с бала сбежала. Где бал-то хоть был? В ресторане?
– В ресторане, – буркнула я, поняв, что нет смысла распространяться на подобную тему.
– Колян, все. Вот эти ворота.
– Да я сразу понял, как только их увидел.
Машина тут же притормозила, посигналила, и послышался скрип открывающихся ворот. Нетрудно было
– Ну все, подруга, лафа закончилась. Ты там уже, наверное, прибалдела. Вылезай. Молодец. Хорошая девочка.
Хорошо себя вела. Надеюсь, что мы с тобой очень хорошо поладим. – Мужчина провел ножом по воротнику моего платья и похлопал меня по ягодицам.
Опустив вниз затекшие руки, я вылезла из машины и приподняла темные очки. Затем поправила сумочку, висящую на плече, и взяла большую коробку с платьем. Встретивший нас третий мужчина отличался от двух других ужасно кривым носом и вытянутым вперед подбородком. «Бывший боксер», – отметила я про себя и обратила внимание на его золотую челюсть. Такие зубы уже давно никто не ставит. Последний раз их ставили в перестроечные времена, когда люди, не придумав ничего лучшего, набивали рот золотом, показывая тем самым свое благосостояние. Слава богу, все это осталось в прошлом. В наше время это считается совсем не этичным, говорит об отсутствии хоть какой-нибудь культуры и хоть какого-нибудь вкуса. «Возможно, сидел на зоне», – тут же нанесла я последний штрих к увиденному портрету и предпочла не встречаться с боксером взглядом..
– А это что за коробка?
– А это у барышни сменная одежда.
– Во дела. Это как типа на зону узелок собирают, а эта одежу собрала в красочную коробку. – При этом тип неприятно заржал, демонстрируя свою золотую челюсть, и обратился ко мне:
– Девушка, а это что за внешний прикид? На каком балу ты сейчас отплясывала?
Но я не ответила. Я поправила свое бальное платье, прижала к себе коробку и опустила глаза.
– Подруга, я к тебе обращаюсь. Ты с какого бала к нам попала? Ты что, глухая?
– Что вам нужно?
– Ты что так вырядилась?
– Я была на пикнике.
– Ты всегда в таком виде на природу ездишь?
– В первый раз.
– Ладно, подруга. Пошли в дом. Покажем тебе твою новую берлогу.
– Какую еще берлогу? – Мое сердце застучало с чудовищной силой, а чувство страха завладело каждой клеточкой моего тела.
– Ту, в которой ты будешь временно жить.
– А почему я должна в ней жить?
– Иди вперед и не задавай лишних вопросов.
Я шагнула вперед и огляделась. То, что мне довелось увидеть, еще больше меня расстроило и натолкнуло на еще более ужасные мысли. За высоким железным забором нетрудно было увидеть, что этот дом находится в сосновом лесу, а это значит, что я уже не в Москве, а где-то у черта на куличках. Дом, в который меня привезли, был бревенчатый, выполненный в русском стиле, а его недостроенная веранда говорила о том, что дом только построили и тут еще не все доведено до ума.
Когда передо мной распахнулась тяжелая деревянная дверь со стальными засовами, как из сказки «Три медведя», я осторожно прошла внутрь, прижав свою подарочную коробку к груди, и попала в небольшую комнату. Мебели в комнате было совсем мало: только небольшой диван, стеклянный журнальный столик и кресло.
– Подруга, располагайся и чувствуй себя как дома. Правда, не забывай, что ты в гостях. Конечно, это тебе не комната для бала, но тоже ничего.
– И как долго я здесь буду?
– Все зависит от поведения одного человека.
Один из мужчин отобрал у меня сумочку и высыпал ее содержимое на кресло. Из сумочки посыпались сотовый телефон, сканер, магнитофон и целая куча различных косметических вещей.
– Вот это да!
Второй мужчина тут же подошел к креслу и взял в руки сканер.
– Подруга, а ты кого пасешь? Ты кого здесь пишешь? Вот это дела.
– Ты давно на Черепа работаешь? Ни фига себе.
– И сколько он тебе за это платит? Во дела. Интересно. Это нам все придется прослушать.
В этот момент в комнату вошел довольно тучный мужчина и оглядел меня с ног до головы. Затем сел на краешек дивана и взмахом руки показал мне, чтобы я села рядом.
– Присаживайся, красавица. В ногах правды нет.
– Калач, да она на прослушке сидит.
– Серьезно?
– Да ты посмотри, какая тут первоклассная аппаратура. Глаза разбегаются.
– Надо же, в арсенале даже и сканер имеется… Ладно, идите пока в комнату и послушайте, кого она пишет, а мне с красавицей потолковать нужно.
Когда все вышли из комнаты и мы остались один на один, я поджала под себя ноги и поправила темные очки, которые хоть как-то скрывали синяки, кровоподтеки и раны на моем лице.
– Красавица, кто так тебя разукрасил?
– Без регистрации шла. Паспорт дома оставила.
– Ты эту бодягу кому-нибудь другому втирай. Возможно, другой ее схавает. Я тебя вполне серьезно спрашиваю.
– А я вполне серьезно отвечаю.
– С Черепом, что ли, чего-то не поделили? Мужчина по кличке Калач сдернул с меня очки и положил их на журнальный столик.
– Да уж. Крайне неприятное зрелище. Тебе кто-нибудь говорил, что ты очень страшная?
– Ты первый.
– Так знай, что ты такая страшная баба, что я страшнее просто не видел.
Я могла слушать только комплименты в свой адрес, а все, что касалось критики… Все, что касалось критики, это не для меня. От этих слов мне стало совсем худо, и я потупила глаза.
– Ты вообще давно на Черепа работаешь?
– Я вообще на него не работаю. – Я попыталась уйти от ответа, но, посмотрев на перекошенное лицо Калача, тут же ответила:
– Совсем недавно.
– Вот это другой разговор.
В этот момент дверь распахнулась и в комнату вошел мужчина с внешностью боксера. Закрыв за собой дверь, он облокотился о стену и быстро заговорил:
– Калач, ну мы в двух чертах все поняли. Череп какого-то американца пасет. Он из Штатов приехал, но по-русски хорошо шпарит. У них с Черепом какие-то совместные проекты. Из одного разговора я понял, что Череп туда деньги перегоняет не совсем праведными путями. Может, базу себе готовит. Скорее всего, хочет за границу дернуть. А вообще, мы только начали слушать. Там Колян так увлекся, что за уши не оттащишь. Он вообще прослушку обожает. А девка – молодец, умело работает. Шпарит – только шум стоит.