Сердцебиение
Шрифт:
— Яр, посмотри на меня, — прошу его, и он оборачивается. Смотрит на меня совершенно безжизненными глазами, сильно стискивая челюсть, словно уже приготовился к худшему.
— Слышишь, не смей, — произношу я, вкладывая в голос всю свою уверенность. — Даже не смей думать о плохом, — обхватываю его лицо, чувствуя, как сильно он стискивает мою талию. И смотрит в мои глаза так, будто ищет там спасение и подтверждение моих слов. — Все будет хорошо. Верь мне.
— Я… в моей жизни больше некому верить, кроме тебя, Маленькая, — произносит он, наклоняется и так отчаянно, надрывно,
— Нет, я сейчас быстро оденусь и поеду с тобой в клинику.
— Нет, Маленькая у тебя экзамен. И я хочу побыть один.
— Хорошо, — быстро киваю я, и убегаю одеваться, прекрасно понимая своего мужчину. Он сильный, и не хочет показывать мне свою боль и слабость.
Я не понимаю, как сдала экзамен. Все происходило на автомате, словно в тумане. Я что-то отвечала, писала, но постоянно думала о Ярославе и молила Бога за его маму. Я видела эту женщину всего один раз, несколько минут, но моя душа разрывалась за нее. Я знала, что обширный инсульт — это очень плохо. Такое кровоизлияние было у моего дедушки. Он впал в кому и уже через двое суток умер, так и не приходя в себя.
Экзамены закончились, и я спешила вырваться из университета. Потому что после больницы Яр сказал, что приедет за мной. Как бы я не настаивала на том, что доберусь сама, он оборвал все мое сопротивление, сказав, что не может отпустить меня от себя ни на минуту. Но Яр не приехал. Я прождала его еще час, но он так и не появился, и не отвечал на мои звонки. Когда я совсем отчаялась и решила ехать домой на метро, мне на телефон пришло сообщение от него, чтобы я не смела ехать на общественном транспорте, а взяла такси. И тут мое и без того сильное волнение усилилось в тысячи раз.
ГЛАВА 13
Иногда бывает, что вы еще не знаете о произошедшем, но уже на каком-то интуитивном уровне чувствуете неладное. Всю дорогу домой меня не покидали тревога и волнение. Такого не было, чтобы Яр не приехал за мной. Он всегда говорил, что мне опасно ездить одной и что я всегда должна быть рядом с ним. А если он не приехал, то значит, что-то случилось. Всю дорогу домой я гнала от себя вереницу дурных мыслей, повторяя, что мысль материальна, и я должна думать только о хорошем.
Доезжаю до дома, быстро рассчитываюсь с таксистом, буквально выбегаю из машины и мчусь к подъезду. Ни о чем не думаю, стараясь блокировать мысли о плохом. Забегаю на первый этаж, а дальше останавливаюсь и с каждой ступенькой замедляюсь. Каждый шаг дается с трудом, как будто это не ступеньки, а огромное, непреодолимое препятствие. Ругаю себя за волнение, но ничего не могу с собой поделать.
Хватаюсь за ручку двери и удивляюсь, что она открывается. Ярослав всегда запирает двери на все замки. Прохожу в прихожую, закрываю за собой дверь, снимаю обувь. Глубоко вдыхаю и иду в гостиную, поражаясь звенящей тишине.
Первое, что бросается в глаза — это беспорядок. Полный разгром. Все перевернуто и разбито. Осколки вазы, чашек, из которых мы пили чай. Выбитые стекла
Несколько минут нахожусь в ступоре и полной прострации, не в силах сдвинуться с места. Шумно вдыхаю, пытаюсь выровнять дыхание. Ярослав вздрагивает и обращает безжизненный взгляд на меня. Долго смотрит мне в глаза, как будто ищет в них спасения. Я делаю несколько шагов к нему, но он отворачивается от меня, подносит к губам бутылку, и начинает жадно глотать водку, словно воду. Кидаюсь к нему, спотыкаясь об разбросанные вещи.
Опускаюсь перед ним на колени, и вырываю почти допитую бутылку, отшвыривая ее на пол.
— Злата — выдыхает мое имя, зарывается в мои волосы и резко притягивает к себе. Сильно сдавливает в своих объятиях, лишая меня дыхания. Его сердце бьется настолько сильно, что, кажется, этот стук разносится по всей комнате. Я хочу спросить, что произошло. Но боюсь услышать ответ, потому что уже все понимаю. Но не смею произнести это вслух. Обвиваю его руками, сжимаю, хаотично глажу по спине, чувствуя, как глаза наполняются слезами.
— Она ушла от меня. Ушла. Я не успел… — хрипло проговаривает он, начинает раскачивать меня как маленькую девочку.
— Яр. Она… — высвобождаюсь из его крепких объятий. Обхватываю его бледное лицо, замечая, что его взгляд ожил, но лучше бы в нем оставалась безжизненность. В его глазах плещется боль, очень много невыносимой боли, от которой я задыхаюсь.
— Моей матери больше нет, она покинула меня так и не вспомнив, — он усмехается. Но его горькая улыбка больше похожая на оскал. Оскал загнанного зверя, в глазах которого на мгновение мелькает огонь ярости и тут же растворяется в тоске по матери, которой больше нет. Его глаза наполняются скупыми мужскими слезами, но Яр прячет их, сильно зажмуривая веки. А у меня от боли любимого человека сердце разрывается на куски. Хочется что-то сказать, как-то утешить его, но я понимаю, что не найду таких слов. Поэтому я просто крепко его обнимаю, продолжая поглаживать сильную напряженную спину.
Не знаю, сколько мы так просидели в полной тишине, не сказав друг другу больше ни слова. Время не имело значения. Оно растворилось, исчезло или замерло. Через какое-то время Яр молча поднялся и ушел на кухню. А я растерянно осмотрела комнату, встала с пола и принялась убираться. Расставляла уцелевшие вещи по местам, стараясь не наступить на острые осколки. Через минут двадцать в комнату зашел Ярослав так же растерянно осмотрел беспорядок, словно впервые видит этот разгром, и молча начал помогать с уборкой. Поле того как мы привели комнату в порядок и выбросили обломки и осколки, Яр вновь ушел на кухню, а я только сейчас поняла, что за окном вечер и мы совершенно ничего не ели весь день.