Серебристая бухта

Мойес Джоджо

Маме я об этом не рассказывала, но Ларина мама знала, она наблюдала за нами из дома и дала мне свой запасной спасательный жилет. Моя мама никогда не разговаривала с мамами моих друзей, так что я не волновалась, что она узнает.

В семье Лары все ходят под парусом. Она первый раз вышла в море, когда была еще совсем маленькой. В комнате Лары висит фотография, где она еще в подгузниках держится пухленькими ручками за румпель и видно, что кто-то держит ее за животик. Лара помнит, как маленькой спала на яхте, а ее мама говорит, что она теперь так плохо спит, потому что привыкла, что в детстве ее убаюкивали волны.

Лара прошла курс в Саламандра-Бей и все знала о том,

как ходить под парусом, про все углы, под какими лодка может поймать ветер: под перпендикулярным углом идешь быстрее всего, и про встречный, который пошлет лодку назад, тоже. Лара говорила, что, когда моя мама разрешит мне ходить на «Гордости Ханны», мы сможем вместе пройти курс в Саламандра-Бей, там на практике учат ходить под одним парусом и без выдвижного киля. Курс проводят на каникулах, и круто, если ты занимаешься на своей лодке, а не стоишь в очереди на школьную. После дня рождения я один раз спрашивала маму про динги Грэга, она просто сказала «нет», и я сразу поняла, что она не собирается это обсуждать. Но тетя Кей сказала, что возьмет это на себя, сказала, что, если мы будем действовать с умом, мама уступит. Она сказала, что это как рыбалка: хочешь выудить рыбу – не дергай и наберись терпения.

Было тепло даже на воде, и мы надели только толстовки. Мама Лары велела, чтобы мы не снимали спасательные жилеты, они тоже согревали, так что нам и без курток было хорошо. Море было спокойным, и нам разрешили пройти мимо двух самых близких буев и зайти далеко, но только не выходить на морской путь. Лара всегда слушается маму. Она рассказала мне, что один знакомый ее папы заплыл на морской путь и его чуть не затянуло под стальной контейнеровоз, потому что они никогда не смотрят, где плывут.

Около мыса, когда мы сделали остановку, чтобы подкрепиться шоколадками, на нас приплыли посмотреть дельфины. Я узнала Бролли и ее малыша (по фотографиям с «Моби I») и показала Ларе ее спинной плавник, который был точь-в-точь похож на зонтик с внутренней стороны. Малыш был таким славным, Лара даже чуть не расплакалась от умиления. Мы были на сто процентов уверены в том, что они нас узнали. Дельфины не всегда подплывают к преследователям китов, а вот к нам с Ларой подплыли уже в третий раз. Когда смотришь на дельфинов, кажется, будто они всегда улыбаются. Малыш Бролли, с тех пор как мы видели их в последний раз, подрос дюймов на шесть. Они тогда подплыли к нашей лодке так близко, что можно было погладить Бролли по носу, хотя она наверняка знала, что у нас нет рыбы. Я не удержалась и погладила. Хотя Йоши говорила, что мы не должны подманивать или приручать дельфинов подплывать слишком близко, чтобы они не подумали, будто все люди будут хорошо к ним относиться. Она рассказала мне, что в прошлом году кто-то убил дельфина недалеко от берега. Катался на водном мотоцикле и заколол дельфина ножом. Я так плакала и все представляла, как тот бедный дельфин подплыл к мотоциклу, представляла его милую улыбающуюся мордочку, он ведь, наверное, думал, что встретил нового друга. Я так сильно плакала, что Йоши пришлось сходить за мамой, чтобы она меня успокоила.

Дельфины были любимыми животными Летти. У нее на туалетном столике стояли четыре стеклянные разноцветные фигурки дельфинов – подарок на пять лет. Я их иногда переставляла по-своему, а Летти злилась, потому что это были ее фигурки. Мы часто ругались, она ведь была всего на четырнадцать месяцев младше меня, и мама говорила, что мы как горошинки в стручке. А сейчас, когда иногда вспоминаю, как мы ругались, мне становится так плохо, потому что, если бы я знала, что с ней случится, я бы старалась никогда с ней не ссориться. Я говорю, что старалась бы, потому что тяжело каждый день быть хорошей и милой. Даже мама меня иногда злит, но я всегда с ней милая, потому что знаю: она до сих пор грустит и, кроме меня, у нее никого не осталось. Я все еще храню те стеклянные фигурки дельфинов. Одна немного похожа на Бролли, я и зову ее Бролли. А самая маленькая фигурка у меня, как будто бы ее малыш, хотя она, конечно, не такая маленькая. Только теперь я храню их в коробке, потому что они очень мне дороги, а еще потому, что, если их вытащить, все возвращается.

Как-то Лара очень бережно их разглядывала и спросила:

– Ты часто думаешь о своей сестре?

Я была под кроватью, выискивала в журнале фотографии, которые хотела ей показать, и поэтому, думаю, она не видела, как я кивнула.

– Вообще-то, я о ней стараюсь не говорить, потому что мама тогда сильно расстраивается, – ответила я, осторожно, чтобы не стукнуться головой, выползая из-под кровати. – Но я по ней скучаю.

Больше я не смогла ей ничего сказать, мне все еще тяжело говорить о сестре.

– А я ненавижу свою сестру, – сказала Лара. – Она злыдня. Я бы хотела быть единственным ребенком.

Я не могла объяснить все Ларе так, чтобы она поняла, но у меня всегда была сестра. Из-за того что Летти умерла, я не стала единственным ребенком, на самом деле от меня осталась только одна половинка.

В четверг мама уже третий раз за неделю попросила меня отнести Майку завтрак.

– А ты сама не можешь? – сказала я. – Я еще косы не заплела.

Я по-настоящему разозлилась, потому что как раз заплетала косички, а если в этом деле потеряешь ритм, косички в середине получатся рыхлыми. Тетя Кей сказала, что ее старые пальцы уже плохо гнутся, а маме всегда было все равно, какая у нее прическа, поэтому мне приходилось заплетать косички самой.

– Нет, – коротко ответила мама и оставила поднос для Майка у моей двери.

Вела она себя очень странно. Я не знала почему, может, потому, что он ей не нравился, но она больше не сидела по вечерам со всеми у дома. А если такое иногда случалось, она его игнорировала, хотя он выходил каждый вечер, как будто ждал ее там. Я сказала Ларе, что мама ведет себя как маленькая, как некоторые девчонки из нашего класса, которые притворяются, будто не видят тебя, даже если ты стоишь прямо перед ними.

В конце концов я спросила маму:

– Ты с ним поссорилась?

Мама, кажется, удивилась:

– Нет, а почему ты спрашиваешь?

– Потому что ты ведешь себя так, будто сердишься на него.

Мама начала крутить на пальце прядь волос.

– Я не сержусь на него, милая. Просто я считаю, что не нужно сближаться с гостями.

Позже я слышала, как она разговаривала с тетей Кей на кухне. Они думали, что я смотрю телевизор. Преследователи китов сидели возле дома, а мама к ним не пошла, хотя им тогда действительно надо было поговорить о ценах на билеты. Топливо снова подорожало, они всегда волновались из-за цен на топливо.

– Не понимаю, почему ты постоянно из-за всего так себя накручиваешь, – сказала тетя Кей.

– А кто говорит, что я себя накручиваю?

– Это от моей тарелки откололось?

Я услышала, как упала тарелка, и мама пробормотала:

– Извини.

– Лиза, милая, ты не можешь прятаться всю жизнь.

– Почему нет? Разве мы не счастливы? Нам же хорошо?

Тетя Кей на это ничего не ответила.

– Я не могу, понятно? Просто не могу.

– А с Грэгом можешь?

Грэгу Майк не нравится. Когда тетя Кэтлин с ним разговаривала, а Грэг думал, что их никто не слышит, он называл Майка «сукиным сыном».