Серебристые сумерки

Бристол Ли

Да, на него вполне могло пасть подозрение. Ведь он не скрывал своего отношения к хозяйке, к ее буровым вышкам, к сопляку управляющему, которого хозяйка назначила вместо него. Сейчас он торчал в поле, рядом с вышками, и, кроме массы причин, имел и массу возможностей взорвать их. Да, дела его плохи. Очень плохи. Если Джош Коулман пытается свалить свои грехи на другого, то лучшего объекта, чем он, Большой Джим, и не найти.

Джим понимал, что за все время пребывания на ранчо он мало что сделал такого, чем мог бы гордиться. Да, ребят он устраивал, потому что не придирался к ним и не заставлял

трудиться в поте лица, однако нравиться ковбоям не входило в обязанности управляющего. Да, он приложил руку к упадку и развалу ранчо. А с того момента, как хозяйка сослала его на буровые вышки, он только и делал, что валялся на койке в сторожке и получал жалованье – так он мстил ей. Но он вовсе не думал о том, чтобы вернуть себе место управляющего.

Много лет назад он потерял жену, лишился семьи и ранчо. И тогда у него пропало всякое желание жить. У него осталось только одно – его доброе имя, но вот теперь и оно под угрозой.

Джим знал, что за всем этим стоит Коулман. Да это все знали, но, вот беда, никому не хватало смелости доказать это. Ладно, черт побери, он, Большой Джим, сам за это возьмется, даже если для этого понадобится круглые сутки сторожить эти чертовы вышки! Да чего там: он сам будет сторожить их.

Когда стемнело, Большой Джим покинул сторожку и направился к буровой площадке. Затем он спрятался за кустами, откуда была видна вышка, и стал ждать.

Оказывается, он не растерял навыков разведчика. Зрение осталось таким же, как тогда, когда он оглядывал горизонт в поисках солдат-янки, а слух таким же острым, как в те времена, когда он улавливал звуки шагов на песке. И вскоре после полуночи бдительность Большого Джима была вознаграждена.

Темная фигура, низко пригибаясь к земле, двигалась между двумя вышками. В лунном свете поблескивали заклепки на ремне. Большой Джим почувствовал прилив адреналина, его охватил охотничий азарт. Человек направлялся к ближайшей вышке, что-то осторожно раскладывая на земле.

Большой Джим бесшумно вытащил револьвер из кобуры и стал приближаться. Впервые за много лет он снова чувствовал себя настоящим мужчиной.

Дакоту мучили дурные предчувствия. Слишком мало времени прошло с момента гибели старика Райта. Людей возмутила эта смерть, и это Дакоту не удивляло. Нет, он не чувствовал угрызений совести, ведь он вовсе не собирался убивать этого старого дурня… просто хотел преподать хороший урок, но малость не рассчитал.

И еще он всегда действовал осторожно, выходя “на тропу войны” по ночам в субботу, когда ковбои уезжали в город и вряд ли кто мог помешать ему. А сегодня он слишком рисковал, устраивая вылазку в будний день, и, кроме того, Большой Джим со своими людьми находился совсем недалеко отсюда.

Однако больше всего Дакоту беспокоил Коулман. От такого, как Коулман, мало что могло ускользнуть, поэтому его следовало опасаться. Да, такой не отступится, будет землю носом рыть. Разумный человек на месте Дакоты сейчас бы, что называется, залег на дно, не стал бы подвергать себя лишнему риску.

Именно это Дакота и попытался объяснить своему боссу, но тот в ответ только сунул в карман Дакоте пятьсот долларов и приказал немедленно приступать. А Дакота привык отрабатывать свое жалованье.

Из

головы не выходили слова Коулмана, сказанные сегодня днем. Пожалуй, Коулман прав, Дакота и сам подозревал нечто похожее, однако не желал признаваться себе в этом. Времена меняются, меняются люди, сейчас уже все не так просто. Дакота родился слишком поздно: охотники-одиночки уже не в чести. Что ж, это будет его последнее задание.

Но за пятьсот долларов наличными стоило рискнуть еще разок. Этой ночью Коулман с ковбоями ночевать не станет: зачем ему это, когда к его услугам такая красотка, как мисс Анна? А никто иной уж точно не заметит его отсутствия. Сегодня на воздух взлетят две последние буровые вышки, и он смоется отсюда. И тогда уже не будет иметь значения, если кто-то вспомнит, что во время взрыва его койка пустовала. Умение вовремя смыться, несомненно, принадлежало к числу его талантов, поэтому Дакоту ни разу не поймали.

Он сумеет ускользнуть еще разок, а потом стоит серьезно подумать о будущем.

Дакота размотал всего половину бикфордова шнура, когда услышал шаги за спиной и чей-то голос спокойно произнес:

– Не двигайся, парень.

Дакота обернулся.

Он увидел блеск направленного на него дула, удивленное лицо Большого Джима…

– Ты?!

Но револьвер Дакоты уже выскользнул из кобуры, палец нажал на спусковой крючок… У Большого Джима не было никаких шансов. Оглушительный выстрел опрокинул на спину его грузное тело, а Дакота успел подумать: “Не зря у меня было дурное предчувствие”.

Джош увидел коня Дакоты и понял, что его подозрения верны. Привязав лошадь к дереву, Джош бесшумно двинулся через поле, держа оружие наготове и стараясь не попадать в пятна лунного света. Однако к месту трагедии он добрался слишком поздно.

Джош видел, как упал Большой Джим, и тут же выстрелил сам. Дакота стоял в тени, его только на долю секунды осветила вспышка выстрела, и Джош не мог с уверенностью сказать, попал он или промахнулся. Он покинул укрытие и рванулся вперед, ему почудилось какое-то движение, но оно было таким быстрым и неуловимым, что Джош не смог прицелиться.

Дакоты нигде не было видно. Звуки выстрелов разбудили спящих. Их крики и шум приближающихся шагов мешали определить, в каком направлении скрылся Дакота. Джош рванулся назад к лошади, надеясь все же напасть на след, но остановился. А вдруг Большой Джим жив?

Его тело лежало там, где упало, в широко открытых глазах так и застыло изумление, посередине лба зияла круглая аккуратная дырка. Трава вокруг уже почернела от крови.

Джош опустился на колени и закрыл Большому Джиму глаза. Его переполняли горечь и чувство вины.

– Эх, старина, – хрипло прошептал он, – какого черта тебя сюда понесло?

Однако ответ ему был ясен. Если бы не сегодняшний визит Джоша, Большой Джим не пришел бы караулить преступника. Его привело сюда необоснованное обвинение, а значит, на Джоше лежала вина за его смерть.

Джош поднялся, лицо его было мрачным, ладонь крепко сжимала рукоятку револьвера. Он обернулся, но было уже слишком поздно.

Трое ковбоев окружили Джоша, держа его на мушке. Они видели лежащего на земле мертвого Джима, видели оружие в руке Джоша.