Серебро змея

Пирс Энтони

Келвин посмотрел, как птица пролетает мимо них, и потом спросил у Жака, который ехал рядом с ним:

— Первичная птица?

— Птица очищения, — ответил Жак.

— Очищения. Я думал, что наоборот загрязнения, — сказал Бисквит, услышав их разговор.

— Ее называют и так и так, — сказал Жак. — Но первичная? Откуда ты взял это название, Келвин?

— Из дома, — сказал Келвин. — Это название другой птицы. — Он не стал прибавлять, что та птица имела бело-синее оперение и кричала нечто, что было похоже на «Ка-зус! Ка-зус!». Кажется, в обоих измерениях, в этих королевствах есть птицы, зараженные философией.

Каким-то образом, это казалось частью естественного миропорядка.

Так же, как и в своем первом путешествии или скорее в своем почти одинаковом путешествии там, у себя дома, Келвин заметил, что птица намеренно пролетела над ним там, где дорога сбегала с холма, проходя мимо каменной ниши. Когда они достигли ниши, он вовсе не был удивлен, когда ему рассказали, что она была посвящена памяти солдат Шрода, погибших в двухсотлетней войне с Хадом. История в обоих мирах шла почти параллельным курсом даже в отношении того небольшого отрезка параллельного времени, которое прошло с тех пор.

— Впереди виден Дом Рекрутов, — сказал Бисквит, вытирая со рта оранжевый фруктовый сок и указывая в том направлении. Все было точно так же, как и в прошлый раз, когда они несли в качестве богатства чешую золотых драконов, только на этот раз это был Бисквит, а не Крамб, а фруктовый сок имел другой оттенок.

— Я думаю, у вас, в вашем мире есть Провал? — спросил Келвин. На самом деле это был даже не вопрос. Он знал, что у них должен быть Провал, потому что именно он соединял между собой различные измерения. То, что он на самом деле имел в виду, так это было ли у них место, где бы он выходил на поверхность, и куда бы они могли отправиться и взглянуть на него без необходимости преодолевать на лодках долгий путь по какой-нибудь подземной реке. Неважно, где или как он показывался. Провал был самой первозданной загадкой эпохи.

— Конечно! — сказал Жак. — Тебе следует увидеть его, пока мы находимся здесь, в Шроде.

— Думаю, что я должен сделать это, — согласился Келвин, хотя он чувствовал, что уже налюбовался этой аномалией более чем достаточно. Они спешились перед Домом Рекрутов.

Жак, Бисквит и Келвин вошли туда, чтобы встретиться с капитаном Макфеем. Для Келвина это было похоже на вход в уже знакомую комнату. Меблировка была почти такой же скудной, как в Троде, и солдаты слонялись кругом, выпивая, играя в азартные карточные игры и рассказывая различные истории, которые могли быть тем, что его отец называл байками. Единственной разницей было то, как он уже мог заметить, что здесь у солдат были круглые, а не заостренные уши. Затем он заметил крупного, слегка полысевшего человека, с одной пристегивающейся ногой, если бы не форма его ушей и эта деревянная нога, он мог бы сойти за брата-близнеца Капитана Маккея. Капитан Маккей был седовласым, капитан Макфей был слегка облысевшим, но его волосы были еще темными. У капитана Маккея не хватало одной руки; у капитана Макфея не хватало одной ноги.

— Вы получили мое письмо? — спросил Жак капитана. Макфей кивнул.

— Если у вас есть шкуры, мы начнем наши дела.

— Они снаружи навьючены на животных и их больше, чем можно себе представить. Революции стоят дорого, как я понимаю.

— Да, дорого, — сказал капитан Макфей. Он оглядел Келвина с озадаченным выражением лица, словно он пытался что-то

вспомнить.

— О, это Келвин Найт Хэклберри. Он герой из другого мира. Это тот, кого называют Круглоухим.

— Его уши не кажутся такими уж круглыми.

— Здесь они являются такими, — сказал Келвин, — а в моем собственном мире такие уши являются крайней редкостью.

— Гм-м, действительно необычно, правда? Но они точно такие же, как и мои, только мои уши побольше и покраснее. — Его глаза были светло-карими, а не серыми, как у капитана в родном измерении Келвина.

— Это потому, что в моем родном мире у большинства людей заостренные уши.

— Заостренные? Никогда не слышал об этом! Мне бы хотелось услышать побольше о твоем родном мире, Келвин. — Он поманил их к столу, приглашая присесть, а затем позвал двух седовласых офицеров присоединиться к ним.

И снова, в другое время и в другом месте Келвин начал свою долгую, столь хорошо знакомую ему историю.

— Заклятье чародея? — вскричал чисто выбритый человек, у которого оба уха были целыми и не было шрама на щеке. — Это та же самая история!

Келвин вздохнул. Если бы он только мог быть уверен, что эта история завершится так же благополучно для него. Другое измерение, другой жизненный опыт и, возможно, совершенно различный результат.

— Что ж, нам придется вступить в переговоры, — сказал Жак. — Нам будет нужна армия, примерно в пять тысяч человек, и я боюсь, что мы вряд ли можем рассчитывать на большую помощь со стороны населения Хада.

— Нет, помощь может быть, — поправил его Келвин. — Мы сможем убедить людей присоединиться к нам, если мы их попросим. — Он рассказал о плакатах, которые он вывесил везде в том другом королевстве перед революцией. — Некоторые и впрямь присоединились к нам, но в своем большинстве это были необученные фермеры и крестьяне.

— Мы обучим их! — пообещал Макфей. — Если только они откликнутся на ваши плакаты.

— Дома люди откликнулись. Некоторые.

— И вы отправите послание королю Хада, Рауфорту, чтобы дать ему шанс сдаться?

— Конечно, как только мы приготовимся к битве. Разговор все продолжался и для Келвина это и впрямь казалось повторением уже происшедшего. Может быть само сражение тоже окажется повторением прошлого опыта? Возможно, подумал он, но не мог не думать и о том, что дома не было лопоухих, которые вступили в союз с врагом. И к тому же неряшливые, плохо обученные войска королевы, не шли ни в какое сравнение с хорошо вымуштрованными, отлично натренированными войсками Рауфорта. Достаточно ли им будет пяти тысяч человек? И сколько людей будет убито или искалечено под его руководством? А сколько человек убьет он лично до того, как покончат с ним самим?

— У тебя такой вид, как будто жара сильно на тебя действует, — заметил Макфей. — Как насчет кружечки бива?

Келвин кивнул. Дома вино, здесь биво. Неважно, что такое это самое биво. Один из компании принес ему кружку, увенчанную густой пеной. Он взял кружку, глотнул, ощутил горечь во рту и захотел выплюнуть все на землю.

— Это твоя первая кружка бива, Келвин? Келвин снова кивнул, чувствуя себя неловко. Мужская выпивка всегда казалась ему глупым средством спасения от окружающего мира. Он отхлебнул еще немного этой жидкости и ему пришла в голову новая мысль: