Серебряная свадьба
Шрифт:
Ж у р н а л и с т. Но почему?
З а м е с т и т е л ь п р о к у р о р а. Слишком много людей желают расправиться с Ардье собственными руками. А это дело нашего государства. Решит суд. Президент. Народ.
Ж у р н а л и с т. От имени народа я и хочу задать ему только один вопрос. (Кричит, прорываясь сквозь толпу охранников.) Эй, вы! Ардье! На вашей совести десятки тысяч жертв в пяти странах! Вы — старый человек! Испытываете ли вы сейчас муки совести? Или вы по-прежнему не хотите ничего слышать? И не видеть?
Молчание.
Ардье, ответьте! (Кричит
Пауза. Неподвижная, как мумия, фигура Ардье чуть колыхнулась. Тихий, неживой, но явственный бас что-то произнес.
(Еще громче.) Муки совести вас мучат?
А р д ь е (внятно). Никаких мук! (Пауза.) Я ни в чем не виновен!
Ж у р н а л и с т (кричит, понимая, что сейчас интервью прекратят). Хотите сказать, как другие, что только выполняли приказ?
А р д ь е (после паузы, твердо). Я делал то, что считал верным! Я боролся. (Усмехнулся.) А жертвы?.. Посмотрите на себя, на сегодняшний день. Их что, стало меньше? (Тихо.) «Меньше стали перерезать глоток, чтобы заполнить пустоту?» Хотя большой войны сегодня, кажется, и нет? А?
Ж у р н а л и с т. Вы — фашист!
А р д ь е. Да! И я горжусь этим!
Ж у р н а л и с т. Хуже! Вы — наци!
Ардье сделал движение рукой, как бы давая понять, что интервью закончено и он не хочет никого видеть.
З а м е с т и т е л ь п р о к у р о р а. Все! Больше ни слова. Очистите помещение!
Ч е т в е р о п о л и ц е й с к и х становятся по углам сцены. Стена из матового стекла опускается перед задником, оставляя по ту сторону экраны телевизоров, город, мир. Другая стена подразумевается по линии авансцены. Ардье остается один в пуленепробиваемой стеклянной камере. Включается мертвенно-фиолетовый круглосуточный свет.
А р д ь е (один, еле слышно). Я жив. Большое преимущество! Все-таки жив! (Медленно оглядывается, осматривается.) «Давайте наш ум заставим хотеть того, чего требует создавшееся положение». (Тихо рассмеялся.) А оно требует живого! Живой тянется к живому! (Смотрит на полицейских за стеклом.) Они для меня не больше, чем восковые фигуры мадам Тюссо. Вычеркнем их. (Пауза.) «Мышей и тараканов, львов и змей?» Где они? Они уже не для меня! Собаку? Рулли? Доброго добермана? Которого я кормил и который все равно готов был загрызть меня? (Пауза.) Где его кости? На тенистом кладбище Равенсбрюка. Между шарфюрером Критцем и умершим от перитонита Ландграфом. (Тихо.) Господи, помоги мне. В немощи моей… (Неожиданно.) Котят! Да. Два маленьких пушистых шарика! Белых, теплых… В старой тирольской шляпе! Как в Ритенбурге… В детстве!.. В тепле, на крыше нашего дома. (Пауза.) В одиннадцатом году жена почтмейстера дала мне марку. Одну марку! Надо было утопить только что родившихся двух котят… они были такие беленькие. Ничего на свете я так не любил, как эти маленькие, почти голубые беззащитные пушистые комочки! (Резко.) Говори себе правду! У тебя не хватало сил видеть, как они отчаянно сопротивляются, падая в темную воду речушки. Ты убежал, рыдая! Потом вернулся, но вода уже сомкнулась над ними. То, что ты вернулся, ты считал своей победой! (Молчание.) Как учил штудиенрат Шрамм. Что-то из латыни: «В человеческой жизни важна цельность, а не положительность». (Пауза.) Бред! Да, ты посчитал себя тогда цельным. Но побеждает тот, кто переживает даже самого сильного врага. Его тело гниет в болотах близ границы Парагвая. Не нужное уже никому. А я здесь! Я живой! И цельный! (Пауза.) И все-таки единственное, что я хочу, — это двух котят. (Кричит.) Двух белых котят! И шляпу…
Быстро входит З а м е с т и т е л ь п р о к у р о р а.
З а м е с т и т е л ь п р о к у р о р а. Что случилось? Я вызову врача!
А р д ь е. Двух белых котят! Белых! И старую тирольскую шляпу. Сюда! Мне на колени!
З а м е с т и т е л ь п р о к у р о р а. Но…
А р д ь е (смеется). Я хочу, чтобы мои фотографии с котятами на коленях обошли весь мир. Это мое законное право!
З а м е с т и т е л ь п р о к у р о р а. Оно будет законным, если просьбу поддержит ваш адвокат…
А р д ь е (деловито). И немного молока. Чтобы я мог покормить их… (Пауза.) Котята ведь не могут причинить мне вреда? (Неожиданно.) Разве что я… могу их задушить?
З а м е с т и т е л ь п р о к у р о р а. Завтра я дам ответ. (Вынул бумагу, читает.) «Судебной палатой города Ноэль-Ноэля, с подтверждением канцелярии министра юстиции, вам разрешено полчаса в день для свиданий. По списку, утвержденному мною и вышеперечисленными инстанциями».
А р д ь е. Пока не удовлетворят мою просьбу…
З а м е с т и т е л ь п р о к у р о р а. Вы собираетесь мешать ведению следствия и судопроизводства?
А р д ь е. Пока не удовлетворят мою просьбу…
З а м е с т и т е л ь п р о к у р о р а (читает дальше). «Врач — в любое время».
А р д ь е. Я не нуждаюсь во врачах. Единственная моя болезнь — это старость! Быстрее — котят!
З а м е с т и т е л ь п р о к у р о р а. Это не в моих возможностях. (Сложил бумаги.) Я ознакомил вас с нашими правилами, предусмотренными законом. Я не только несу ответственность перед президентом — перед всем миром! Но в первую очередь — перед законом.
А р д ь е. Похоже, вас обуяла гордыня! (Смеется.) Похоже, что я уже не просто сенсация? А герой дня?
З а м е с т и т е л ь п р о к у р о р а (бесстрастно). Закон позволяет вам задать мне вопросы по ведению следствия.
А р д ь е (быстро). Тараканов, кажется, еще не завелось в моей голове?
Заместитель прокурора молчит.
И на что же я могу рассчитывать? Если буду разумен?
Пауза.
З а м е с т и т е л ь п р о к у р о р а. В лучшем случае… для вас… (Пауза.) Вы спокойно умрете. Без мучений, без позора. Тихо-тихо! Во сне…
А р д ь е. Вот как! И это говорит представитель государственного обвинения?.. «Без позора». По-вашему, позор — это суд?
З а м е с т и т е л ь п р о к у р о р а. Прецеденты нашего судопроизводства различны. Суд может быть завтра. Но его можно откладывать. Из месяца в месяц… И то и другое — будет законно.