Серенада на трубе
Шрифт:
— Курочка–курочка, — пропищала Мезанфан и засмеялась, — совсем это не идет к французскому языку.
— Не идет? — удивилась я.
— Совсем, — решила К. М.Д., умирая от счастья.
— Та–та–та! А что идет? — спросила я.
— Comment? — произнесла Мезанфан и посмотрела на меня внимательно.
— Что идет? — повторила я, почувствовав к ней ненависть, как в самом начале.
Я осталась ни с чем. Она теперь жалела, что смеялась, это было ясно.
— Не понимаю, — сказала К. М.Д. и еще раз широко улыбнулась.
— Чего не понимаешь?
— Что ты раньше сказала.
— Кто
— Ты сказала. Что подходит.
— Что подходит?
— Не знаю что. Ты сама знаешь.
— А–а–а! — удивилась я. — Ну, если я знаю, то и хорошо.
Мезанфан смотрела на меня внимательно.
— Что случилось? — спросила она.
— Ничего, что может случиться?
— Случилось, случилось, — закричала К. М. Д., она встала и, раскачиваясь, как утка, направилась к шнурку, привязанному у лампы.
Она дважды позвонила и вернулась на место, все так же раскачивая бедрами и всем, чем только возможно раскачивать. Потом уселась в кресло и приложила растопыренные пальцы к уху.
— Au revoire [26] , — произнесла она и повернулась ко мне.
Она склонила голову к плечу и рассматривала меня одним глазом, но очень внимательно. И время от времени показывала мне рукой «до свидания»!
Вошла Эржи. Она собрала со стола тарелки и чашки, собрала крошки с ковра, повернулась и пошла, потом остановилась и тоже поглядела на меня очень внимательно.
26
До свидания (франц.).
— Чего тебе надо? — спросила К. М.Д. Эржи не ответила и продолжала на меня смотреть.
Она смотрела в упор.
— Ты что–нибудь забыла, Эржи? — спросила я.
— Почему забыть?
— Тогда что?
Она стояла выпрямившись, сжав губы, держа в руках большой серебряный поднос. На ней были медицинские чулки из Будапешта: белые с красными полосками, толстые, они на икрах походили на солдатские обмотки.
— Ты можешь идти, Эржи, — сказала я. Она покачала головой и не сдвинулась со своего места у двери. Я пожала плечами.
— Дело твое.
— Ты с ума сошла, — взвилась К. М.Д. — Пошла немедленно к себе вниз. Чего раскрыла рот? Эскузе моа, мадам, слышишь, убирайся!
Но Эржи все смотрела на меня, с тем же напряженным вниманием, она возвела около меня три крепостные стены, как три горы.
— Ну, Эржи, ладно, — сказала я и улыбнулась.
— Прошу вы, выйдите на минуту, — сказала она. Я раскрыла перед ней дверь, дала ей выйти и вышла сама за ней в коридор.
— Чтоб они умер, — зашептала она свирепо и сморщила нос, — чтоб они все умер, черти, один после другой.
И заплакала.
— Ш–ш–ш! Не плачь, Эржи, пожалуйста, не плачь. Иди вниз и точи кухонные ножи. Мы всех их зарежем, ты погоди только, мы от них избавимся.
— Хорошо, — заулыбалась она, — хорошо, хорошо. — И затопала вниз по лестнице.
Когда я вернулась, К. М.Д. нашептывала что–то Мезанфан на ухо. Она говорила быстро и взволнованно, а Мезанфан, слушая ее, обернулась ко мне. К. М.Д. по временам показывала на меня пальцем, она пыхтела от воодушевления, и я села, ожидая, когда она кончит.
— Ага, — произнесла немного погодя Мезанфан и поправила шляпу, натянув ее на уши. — Ага. — Ее лицо коня в очках, обращенное ко мне, выражало любопытство.
Лицо коня, подвязанное лентой,
Лицо коня и с челкою на лбу,
Лицо коня — вперед вставные зубы,
Лицо коня под сенью пяти слив,
Лицо коня, а на макушке сливы,
Лицо коня–урода Мезанфан.
— Ага.
— Да–да! — заговорщически сообщила К. М.Д. своим утячьим голосом.
— Ах да! — поправила я. — Ах да, так будет правильнее.
Но в эту минуту в комнату проникла тетушка Алис.
Я не знаю точно, как выглядит помпа, но буквы, составляющие это слово, несут в себе что–то такое круглое, такое выпуклое и обширное, что только тело моей тетушки, кажется, способно завернуться в них, как в капот. Домашний капот вишневого цвета с большими фиолетовыми тюльпанами. И он распахивается при каждом шаге, приоткрывая полоски жирной белой кожи. И он соскальзывает, обнажая необычайное колено — бычье колено. Отполированное колено, похожее на лысину, спрятанную под комбинацию. Тетушка Алис развалилась на стуле и заговорила.
— Ах, мадам, дорога–ая, как вы поживаете?
— Bien, bien, merci, — поспешно ответила Мезанфан, сжимаясь в кресле.
— Что-о, что? — сказала тетушка Алис, и от последней гласной рот у нее раскрылся настолько, что стал виден язык.
— Хи–хи! — захихикала любезная мадам.
— Ка–ак у девочек с французским?
— Oh, tr'es bien, tr'es bien [27] , хи–хи, — заверила Мезанфан. — Tr`es bien.
— Я pa–ада. А у Клары — Марии-Деспине?
— Excellent [28] , — зажмурила глаза Мезанфан. — Excellent.
27
Очень хорошо, очень хорошо (франц.).
28
Отлично (франц.).
— Мерси, мадам, — прочирикала К. М.Д. и опустила голову.
Я посмотрела прямо в очки Мезанфан, но она не открыла глаза. Так и продолжала говорить дальше.
— Elle progresse tr`es vite, tr`es vite [29] . Почувствовав все–таки мой взгляд, она на мгновение приоткрыла веки, потом снова быстро закрыла их.
— Но что с ва–ами? У вас болят глаза? — забеспокоилась тетушка Алис — Могу ли я вам чем–нибудь помо–очь? — спросила она, произнося слова так медленно и нараспев, с таким трудом, что к концу фразы устала и, думаю, окончательно забыла, о чем спрашивала.
29
Она очень быстро делает успехи (франц.).