Серенада
Шрифт:
– Карьере певца?
– Да, именно.
– Он что, принимал это так близко к сердцу?
– В какой-то степени. Видите ли, я ведь пою не только в Нью-Йорке. У меня контракт с одной голливудской кинокомпанией, а он ее контролировал, во всяком случае утверждал, что контролирует, и, видимо, опасался, что это помешает…
– Ах вот оно что… Понимаю. Продолжайте.
– Да, собственно, все. Так что дело тут не в дружбе или каких-то там моральных принципах, нет. Подоплека – деньги, боязнь потерять кругленькую сумму, опасение, что связь с ней может повредить карьере и имиджу одной из его звезд, вот и все. Правда, не на ту нарвался. Она его прикончила, так что пусть
Он задал мне еще несколько вопросов, потом вышел. Пока вроде бы я делал все правильно. Изобрел мотив, достаточно убедительный, придумал, почему он хотел нас разлучить, ни словом, ни вздохом не намекнул на то, что в реальности было между мной и Уинстоном. Довольно удачно приврал насчет нелегального въезда, причем доказать, что дело обстояло иначе, было практически невозможно – даже если они и схватят Хуану, от нее ничего не добиться. Около семи мне принесли поесть, и я стал ждать, какой следующий ход они предпримут.
Примерно в восемь вошел фараон с одним из моих дорожных чемоданов. Там была одежда. Это означало, что они побывали у нас в квартире. Я был по-прежнему в вечернем костюме и начал переодеваться.
– У вас есть где умыться?
– О'кей, сводим вас. Желаете парикмахера?
Я отдал ей все деньги, и в карманах осталось только серебро. Пересчитал каждую монетку. Два доллара набралось.
– Да, пришлите.
Он вышел, а второй полицейский проводил меня в умывалку. Там оказался душ, я разделся и как следует вымылся, а потом переоделся в принесенный мне костюм. Пришел парикмахер и побрил меня. Вечерний костюм я сложил в чемодан. Они не забыли даже шляпу, и я надел ее. Потом снова вернулся в комнату.
Пошел уже десятый час, и только тут меня осенило: надо вызвать адвоката. Я вспомнил Шолто.
– Мне надо позвонить. Можно?
– Ладно, валяйте. Но только один звонок.
Мы вышли в холл, где, выстроившись в ряд, стояли телефоны-автоматы. Я отыскал в книжке номер, набрал и попал на него.
– О, приветствую! А я как раз ждал твоего звонка. У тебя вроде бы неприятности?
– Да, и ты мне нужен.
– Скоро буду.
Он примчался через полчаса. Выслушал меня. Беседовали мы в присутствии фараона, поэтому я в основном упирал на то, что мне необходимо срочно выйти отсюда. Он, поняв меня с полуслова, в подробности не вникал.
– Наверное, придется внести залог.
– А на каком основании меня вообще держат? Ты узнал?
– Как свидетеля. Важного свидетеля.
– Ага, понимаю.
– Тогда мне надо повидаться с поручителем. Или предпочитаешь внести деньги сам?
– Сколько это?
– Точно не скажу. Полагаю, пяти тысяч хватит.
– А как быстрее?
– Думаю, наличными.
У него нашелся незаполненный чековый бланк. Я проставил в нем сумму в десять тысяч долларов.
– Прекрасно, этого более чем достаточно. Жди меня примерно через час.
В начале одиннадцатого он вернулся, и мы в сопровождении полицейского отправились в суд. Все дело заняло не более пяти минут. Помощник районного прокурора установил размер залога – две с половиной, Шотло расплатился, и мы вышли на улицу. В такси он передал мне остаток от суммы стодолларовыми купюрами. Я отсчитал десять и протянул ему.
– В качестве аванса.
– Спасибо, премного благодарен.
Первое, что я хотел знать, – взяли они ее или нет. Он утверждал, что вроде бы нет. Тогда я выхватил из рук пробегавшего мимо машины мальчишки утренний выпуск газеты и развернул ее. Почти всю первую
Мы зашли в его офис, и я начал рассказывать, что и как говорил детективу о нелегальном въезде в страну, и прочее, и почему мне пришлось соврать, но тут он меня остановил:
– Послушай, давай сразу расставим все по своим местам. Адвокат вовсе не является твоим сообщником и не может участвовать в обмане полиции. Он всего лишь твой представитель в суде и обязан проследить за тем, чтобы все твои права, гарантируемые законом, были там соблюдены. Чтоб твое дело или ее, не важно, чье именно, было представлено там в наиболее выгодном для вас свете. А то, что ты наболтал детективу, меня не касается, и пока лучше мне вообще об этом не знать. Придет время, и я попрошу просветить меня на эту тему, причем желательно, чтоб ты тогда говорил правду. Однако на данный момент предпочитаю не знать о том, как ты их обманул. И еще – отныне самая верная линия поведения для тебя: не говорить полиции вообще ничего.
– Понял.
Он побродил по комнате, взял со стола бумагу, некоторое время изучал ее, снова принялся ходить.
– Хочу предупредить еще кое о чем.
– Слушаю.
– Как-то уж слишком легко они тебя выпустили…
– Но я же ничего не сделал!
– Если б они захотели задержать тебя, им ничего не стоило выдвинуть два или три обвинения. Безусловно допускающих выпуск на поруки, однако позволяющих продержать под арестом какое-то время. Да и сумма залога была смехотворно низкой.
– Что-то не пойму, куда ты гнешь.
– Они ее не поймали. Хотя возможен и другой вариант. Поймали и держат где-нибудь в другом участке, скажем, в Бронксе, и молчат из боязни, что им пришьют нарушение habeas corpus [69] . Впрочем, не думаю. Они ее не поймали и наверняка выпустили тебя с одной целью: чтоб ты навел на ее след.
– О, теперь понимаю…
– Ты отсюда домой?
– Не знаю. Наверное.
– Тогда приготовься – за тобой будут следить. И ночью, и днем за тобой будет хвост. Телефон тоже может прослушиваться.
69
Закон о свободе личности, принятый в Британии в 1675 году, согласно которому никто без решения суда не может быть подвергнут задержанию или аресту
– Да как они смеют!
– Очень даже смеют, будь уверен. Там уже наверняка установили диктофон, они исхитряются запрятать его в такое место, где и в голову не придет искать. Тем более квартира огромная, что очень облегчает задачу. Не знаю, каковы твои намерения, да и ты, наверное, сам еще толком не решил, как действовать дальше. Но в любом случае помни: дело может обернуться очень скверно. Если ее схватят, я, разумеется, постараюсь сделать все, что в моих силах, но предупреждаю – дело скверное. И хорошо бы ее не нашли вообще… Так что будь осторожен.