Сесиль умерла
Шрифт:
— Мы говорили совсем тихо… Жюльетта всегда боялась, что, несмотря на снотворное, племянница может проснуться. Кроме того, она опасалась соседей-венгров, целый день она слышала их крики и ссоры. Она уже несколько месяцев пыталась их выселить, но они всеми способами старались удержаться здесь.
— Что же она сделала с пятьюдесятью двумя тысячами?
— Она держала деньги в руке, когда провожала меня до двери…
— В конверте?
— Насколько я помню, она вложила их обратно в конверт…
— Это
— Использованный конверт, который я взял у себя на столе. Погодите… Он был желтый. Какую корреспонденцию я получал в этот день? Да!.. Я почти уверен, что это был конверт Лионского кредитного банка с моим адресом, отпечатанным на машинке…
— Вы больше не видели этот конверт?
— Никогда.
В его голосе невольно прозвучала легкая ирония. Уж не думал ли Мегрэ смутить его подобной чепухой?
— Разрешите, я закурю, господин комиссар?
— Да, кстати, ведь вы курили, посещая Жюльетту?
— Частенько…
— Что именно вы курили?
— Приходится признать, что вы лучше осведомлены, чем я ожидал, и если бы совесть моя была нечиста… Откуда вам это известно? Ведь вы никогда не встречались с Жюльеттой при жизни, не так ли?
Хоть он и не был обеспокоен, но явно был заинтригован.
— В комнате нет пепельницы, и я уверен, что ни разу не оставил окурка. А пепел…
Он нервно засмеялся.
— Признаюсь, это непостижимо, господин комиссар.
Я сейчас вам объясню, и вы поймете мое удивление.
Однажды, очень давно, я явился сюда с трубкой, а Жюльетта, имевшая на этот счет свое мнение, заявила, что курить трубку в присутствии женщины неприлично. Однако иногда нам приходилось работать ночами по нескольку часов подряд… Тогда я стал приносить с собой сигареты. А чтобы не оставлять следов, я клал бумажку вот сюда, на угол стола, она заменяла мне пепельницу, и, уходя, уносил ее с собой.
Мегрэ по-прежнему смотрел на него ничего не выражающим взглядом.
— Но то, что вы об этом узнали, просто невероятно…
Разве только…
— Разве только?.. — повторил комиссар. — Разве только кто-то прятался в квартире и следил за нашими беседами и поступками… Да еще нужно, чтобы этот кто-то мог снестись с вами и сообщить вам все это…
— Какое это имеет значение? Когда Жюльетта Буанэ проводила вас до двери, в руках у нее было пятьдесят две ассигнации. А конверт послужил вам пепельницей, и вы унесли его с собой. Жюльетта, вероятно, заперлась на ключ?
— И вдобавок задвинула засов…
— Вы пошли прямо к себе? Вы никого не встретили? И ничего не слышали? Вы не знаете, сразу ли легла ваша старая приятельница?
— Право, не знаю…
Они прислушались. Настойчивый звонок донесся до них, и Мегрэ, чертыхнувшись, сорвался с места:
— Вы позволите? Это, наверно, телефонный звонок, которого
Дверь на пятом этаже была только притворена, свет не был потушен. Телефон стоял на столе.
— Алло!.. Торранс?
— Это вы, шеф?.. Я все еще на улице Па-де-ла-Мюль.
— Что с Жераром?
— Я его так и не видел… Послушайте… Это не так-то просто. Не знаю, стоит ли все это рассказывать по телефону.
— Подожди минуту.
Вероятно, инспектор ломал себе голову, почему ему велено молчать. Но в этот момент Мегрэ услышал шаги как раз над своей головой. Он сообразил, что ходят в спальне Жюльетты Буанэ. Шаги раздавались очень четко. Хотя месье Шарль был в мягких туфлях и старался действовать осторожно, сюда доносился каждый его шаг.
Значит, сидя в своей квартире, бывший стряпчий мог слышать все, что происходило в квартире на шестом этаже.
— Алло!.. Вы слушаете, шеф?
— Помолчи.
— Трубку не вешать?
— Помолчи, говорю…
И вдруг, положив трубку на стол, он бросился на лестницу. Когда он вбежал в квартиру госпожи Буанэ, месье Шарль был уже на пороге гостиной, невозмутимый, но мрачный.
— Ну как, поговорили по телефону?
— Я еще не закончил разговора. Я попросил бы вас сойти вниз…
— Простите… Я боялся вам помешать.
Мегрэ показалось, что на этот раз в холодном взгляде Дандюрана мелькнула досада, а может быть, и тревога.
— Я иду за вами, господин комиссар… Если бы я знал, что…
— Будьте добры пройти вперед.
— Куда мы идём?
— В ваш кабинет. Закройте дверь. Стойте. Вам не трудно положить руки на стол?
Он взял трубку:
— Я слушаю тебя.
— Я думал, нас разъединили. Так вот, шеф… Придя на место, я узнал у консьержки, что Жерар Пардон не возвращался, но что жена его дома… Я стоял в трех метрах от двери. Пошел дождь…
— Ладно, это не важно…
— Я насквозь промок… Но не решался добежать до кафе на углу, чтобы выпить чего-нибудь… Прошло несколько часов. Минут пятнадцать назад, не больше, в такси подъехала молодая особа. Она казалась сильно взволнованной. По красной шляпке я узнал сестру Жерара, мадемуазель Берту, которую вы мне показывали…
— Ну а потом?
Докладывая, молодой инспектор не подозревал, что комиссар слушает его вполуха, а сам в это время ощупывает взглядом месье Шарля. А бывший законник с подчеркнутой неловкостью держал на столе руки, положив их вниз ладонями.
Что же он делал там наверху? Ведь после смерти Жюльетты он в первый раз оказался один в ее квартире.
— Продолжай, я слушаю…
— У меня не было инструкций. Девушка поднялась наверх. Несколько минут спустя, боясь, не принесла ли она дурных вестей, я тоже поднялся наверх. Я постучался. Берта открыла мне дверь. Передней у них нет.