Сестра Харуна ар-Рашида
Шрифт:
тающими без косточек, ядрышками фисташек, съедобной
глиной из Нишапура, обмытым в розовой воде сахарным
тростником, холодной дичью, мускусным печеньем, цепями
из кренделей и другими вкусными яствами. Воздух был
напоен тонкими ароматами, — это давали о себе знать
припрятанные ароматические смолы.
Опустившись на ложе, аль-Амин жестом указал Ибн
аль-Хади на место рядом с собой, а затем проговорил, об¬
ращаясь ко второму гостю:
— Любезный Фадль, на тебе все еще неподходящий
наряд.
Он подал знак слугам.
Через минуту фаворит престолонаследника был облачен
в свободную джалябию, обработаиную диким шафраном
и имевшую красивый желтоватый оттеиок. Низко кланяясь,
прислуживавший негритенок протянул ему венок из жи¬
вых цветов.
Аль-Амин хлопнул в ладоши.
— Зови певиц! — приказал он явившемуся на зов кай-
иму чернокожих евнухов. — Есть у нас новые наложницы?
— Мой повелитель и властелин, для меджлиса веселья
подобраны лучшие в Багдаде певицы. У самого эмира пра¬
воверных таких не найти.
— Ну ладно. Пригласи рабынь с опахалами, и пусть
нас развлекают певицы, пока не прибудут те, кого я жду
с нетерпением.
Кайим склонился до земли и, пятясь, исчез в дверях.
На террасу грациозно и стремительно, как чудом вы¬
рвавшаяся из западни газель, выбежала наложница. На
ней была рубашка из полупрозрачной александрийской
ткани, под которой скорей угадывалось, чем просматрива¬
лось розовое, безупречного сложения тело. Голова была
повязана плотным шелковым платком. На нем золотыми
нитями были вышиты стихи:
Отчего же тебя поразить я не смог,
Много выпустив стрел, тетивою звеня?
Ты же с первого раза, мой меткий стрелок,
Прямо в цель угодив, поразила меня.
На висках у паложницы черными колечками лежали
завитушки волос, брови изогнуты тонкими дугами, носик
будто перламутровая тростинка, рот ярко-красный, как
свежая рана, кожа на груди цвета жемчуга. В правой руке
наложница держала опахало из длинных страусовых перь¬
ев, у основания переплетенных шелком; на ручке из сло¬
новой кости было выгравировано два четверостишия:
Тому, кто завладеет мной,
Дарую ласки и приветы,
Тому прохладу шлю я летом,
Когда палит полдневный зной.
Я дождь и нежная роса,
Я утешенье аль-Амина.
Нет в мире краше властелина,
Кому цветет моя краса.
Сувары на запястьях наложницы легонько постукивали
друг о друга, кончики пальцев были выкрашены хной, ос¬
лепительной белизной сверкали зубы, грудь украшал ши¬
рокий золотой полумесяц, покрытый замысловатой араб¬
ской вязью, в которую были вкраплены бриллианты.
Я сбежала к вам от моих подруг,
Нежных гурий райского сада,
И всем, кто меня здесь увидит вдруг,
Я дарю привет и отраду.
Ибн аль-Хади и Фадль, хотя были поражены красотой
наложницы, не подавали и виду, смотрели на нее с почте¬
нием, ибо знали — аль-Амип время от времени дарит свое
внимание рабыне, которая постоянно прислуживает ему
с опахалом. Покачиваясь на кончиках пальцев, наложница
приблизилась, Фадль подвинулся, освобождая место, но
рабыня опустилась на скамеечку у ног повелителя; опа¬
хало начало совершать плавные движения вверх и вниз.
В левой руке у рабыни появился платочек, которым она
готова была вытереть лоб своего господина, как только
на нем покажутся капельки пота.
На террасу вышла стройная гречанка, одетая в рубаш¬
ку цвета только что распустившейся алой розы. Шею ее
украшало дорогое ожерелье и золотой крест. Волосы были
заплетены в толстые косы, которые падали на спину, как
гроздья созревшего винограда. На голове сияла диадема
со стихами Абу Нуваса:
Что наделала ты, мой меткий стрелок?
Я утратил навеки сердце и разум,
Сам хожу не свой, а тебе невдомек,
Что ты разум-пронзила стрелою разом.
Ты навылет мне ранила тело, зажгла
Мою душу, что, жаром любовным пылая,
Ноет, стонет, болит, не сгорая дотла,
И нигде оттого я покоя не знаю.
На поясе у гречанки висело опахало, иа котором были
выгравированы такие стихи: