Сестра Харуна ар-Рашида
Шрифт:
придворные ждут твоего приглашения. Ты соблаговолишь
устроить прием или нет?
— Кто ждет? — спросил халиф, а сам подумал: «О,
как мне хочется покоя! Ничего больше не хочу! А что,
если всех прогнать (как мне они надоели!) и запереться
одному? Нет, нельзя... Пойдут сплетни, пересуды, будет
еще хуже...».
Будто издалека доносился продолжавший дрожать
голос раба:
— Вся багдадская свита... как обычно, эмиры... чуже¬
земцы...
— Чужеземцев приму позже, — проговорил он тотчас
(«Хоть от этих избавлюсь!»). — Пусть казначей пригото¬
вит дары. А свита пусть ждет... Кто там еще?
— Ученые, мой повелитель: аль-Асмаи, Абу Убейда,
аль-Кисаи.
Харун ар-Рашид нетерпеливо махнул рукой, едва
удержавшись, чтоб не сказать: «Пусть убираются вой!
Без них тошно».
— Слушаю и повинуюсь! — сообразил раб. — Пришли
поэты: Абу Нувас, Абуль Атахия, Мерванибн Абу Хафса...
— Довольно! — перебил Харун ар-Рашид. Лицо его
просветлело. — Я позову их. Пусть ждут в том зале, где
погребок с прохладительными напитками.
В сатирических стихах Мервана ибн Абу Хафсы зло
высмеивался визирь и его сторонники; это нравилось
эмиру правоверных, но сегодня он не настроен был слу¬
шать сатиру. Снова напрягать ум, разгадывать намеки?
Упаси аллах!
— Готовы ли певцы и певицы усладить нас музы¬
кой? — спросил он. Музыка действовала на него успокаи¬
вающе. Иной раз, слушая приятную мелодию, он забывал
обо всех мирских тяготах.
— Они в твоем распоряжении, мой повелитель, — об¬
радовался раб, замечая, как спадает халифский гнев. —
Представлены обе школы исполнителей: твоего брата Иб¬
рагима ибн аль-Махди — это Ибн Джамиа, Яхья аль-Мек-
ки, Ибн Наба, Иби Абу Авра — и школа Исхака аль-Мо-
сули, его певцы...
— Опять будут спорить, как надо петь? — прервал
Харун ар-Рашид. — Надоели мне их пререкания. Пусть
без меня решают, чье исполнение лучше. Зови Барсуму —
он сыграет нам на свирели, и Абу Закара — ребаб в ру¬
ках слепого звучит бесподобно. Впусти еще шута Хусей¬
на! Ну, а петь будут дворцовые рабыни. Впрочем.., где
мой Масрур?
Из-за занавеса появился палач.
— Я здесь, мой господин!
— Разыщи Ибрагима аль-Мосули.
Масрур не двигался с места.
— Ну!
— Мой господин позволил певцу сегодня отдохнуть.
Я не знаю, где найти его.
— Ах ты, час моей смерти! накинулся на него
халиф. — Уж лучше бы я присутствовал при убийстве
святого
Мосули не возвращайся!
Масрур исчез еще быстрей, чем появился.
Харуп ар-Рашид хлопнул в ладоши и приказал явив¬
шемуся хранителю занавеса подать «костюм опьянения».
Занавес раздвинулся, и в зал вошел эмир халифских
одеяний. Следом за ним евнухи несли шелковую узорча¬
тую джалябию, легкий тюрбан, сосуды с зарирой, благо¬
вониями и целительными мазями. Сопровождавшие их
рабыни размахивали кадильницами.
Эмир халифских одеяний с благоговением принял от
повелителя плащ Мухаммеда, помог снять черную джуб-
бу. Евнухи надели на халифа джалябию, поправили при¬
ческу, водрузили па голову тюрбан, натерли ароматиче¬
скими маслами.
В сопровождении того же эмира одеяний Харуп ар-
Рашид проследовал в Парадный зал гарема, где должен
был состояться меджлис веселья. На тахте сандалового
дерева горками возвышались подушки, мраморный пол
был устлан коврами, стены задрапированы шелком, иа
окнах висели узорчатые занавеси. Полог из парчи отделял
ту часть зала, где располагались певицы и музыканты.
Халиф опустился на тахту, и в зал тотчас внесли пи-
зенький стол. Харуп ар-Рашид не ел с утра и чувствовал
голод. Обедать он любил в одиночестве. Обед был легкий.
Прислуживали рабы, специально обученные эмиром двор¬
цовой кухни. По очереди подносили блюда: подкрепляю¬
щий силы бульон из верблюжонка, вареные египетские
бобы с фазаньим мясом, жаркое из голубей, рыбу под
соусом, лепешки с имбирем и перцем, пирожки с мясом.
На сладкое были поданы желе, халва, миндаль, пастила.
Их сменил привезенный из южной Аравии виноград раз¬
ных сортов: «коровий глаз», «бутылочки», «кончики паль¬
цев Сукейны». Каждая гроздь едва умещалась на боль¬
шом серебряном блюде.
Из-за парчового полога доносилась приглушенная
мелодия. Когда Харун ар-Рашид закончил трапезу, мело¬
дия оборвалась. Кто-то заиграл па лютне и запел. Песня
была незнакомая и красивая. Морщинки на лбу халифа
стали разглаживаться.
— Кто это?—задал он вопрос и похвалил:—Да на¬
градит ее аллах! ХорошоI
— Карнафлэ-Каранфулэ, — проверещал из-за полога
шут Хусейн. — Звуки ее голоска-волоска подобны благо¬
уханию гвоздики! Если мой повелитель обнюхает, убе¬
дится самолично.