Сестры
Шрифт:
Валентина Николаевна слушала племянницу и только качала головой. «Совсем уже спятила сестрица», – подумала она об Анне.
Лялька замолчала и уставилась в окно.
– Не волнуйся, девочка, что-нибудь придумаем.
– А что мне сегодня Валерке говорить, что мама против или как?
– Говори, как есть. Не надо ничего скрывать. Если он такой, как ты о нем рассказывала, поймет и не осудит ни тебя, ни Анну.
– А платье тебе сошьет мама, да, мам?
– Да, и я знаю, из чего!
Валентина Николаевна вышла из кухни, где они уютно устроились вокруг круглого стола, покрытого белоснежной скатертью. Вернулась она через пару минут, неся в руках что – то белое.
– Вот.
Она развернула довольно большой рулончик. Кружевное полотно было шириной не меньше пятнадцати сантиметров.
– А этот белый маркизет, лежит в шкафу с довоенных времен. Сделаем пышную трехслойную юбку, а отделаем кружевами. И еще на пелеринку останется, я думаю. Нравится?
Лялька с Галиной с восторгом смотрели на ослепительно белую красоту.
– Ну что, настроение поднялось?
Лялька бросилась на шею тетушки.
– А с твоей мамой я поговорю. Пора ей кое о чем напомнить.
Лялька, еле сдерживаясь, чтобы не запеть на всю улицу, побежала к дому своего жениха.
За окном уже сгустились сумерки, а свет в комнате они так и не зажигали. Валентина Николаевна сидела на диване, поджав под себя ноги. Июнь заканчивался, а настоящей жары еще не было. К тому же, днем прошел дождь, и в квартире было сыро. Валентина Николаевна слегка замерзла. «Анна в своем репертуаре, хоть бы чаю предложила!». Сама хозяйка, накинув себе на плечи вязаную шаль, похоже, чувствовала себя весьма комфортно.
– Ты совсем не думаешь, что делаешь и говоришь? Она же твоя дочь. Кому, как не тебе поддержать ее? – Валентина Николаевна поежилась. Разговор уже пошел по третьему кругу, а она так и не добилась от сестры, чтобы та признала свою ошибку.
– Ты видела этого Валеру?
– Видела. Взрослый, серьезный парень. А с лица воду не пить, если ты на внешность намекаешь!
– Да, конечно, а каких внуков они мне нарожают?!
– Ах, вот, что тебя волнует! Аня, ну какая разница, все равно родные будут.
– Может, я вообще не хочу становиться бабушкой! Меня кто-нибудь спросил?
– Что ты все о себе? О тебе речь в данном случае идет только, как о будущей теще. Ты о дочери подумай хоть на минутку. Замуж она выходит.
– А обо мне она подумала, когда соглашалась? Я сама выскочила замуж в девятнадцать лет, и что хорошего из этого получилось?
– Получилась прекрасная дочка, – Валентина Николаевна решила, что еще один виток бесполезного разговора она не осилит.
– Валька, я чувствую, что не будет этой свадьбы. Понимаешь – чувствую.
– Типун тебе на язык, Анна. Все у них будет хорошо, хочешь ты этого или нет!
Тени метались по стенам комнаты, словно исполняя какой – то безумный танец. «Танцор» то притягивал к себе «партнершу», то с силой отталкивал ее от себя. «Все мы в этом мире безумцы. Мечемся по жизни, торопясь и опаздывая, сходя с ума от не исполненных желаний и горьких разочарований. А кто бы нас остановил, заставил задуматься, а зачем мы торопимся? Все равно умрем. Останется только тлен на днище гроба под наглухо заколоченной крышкой. И тот, кто вчера еще жил, строил планы, дышал, любил, уже не видит, не слышит и ничего не чувствует. А вместе с ним перестают чувствовать те, кто его любил при жизни. Почему я еще дышу? Зачем я осталась, когда он ушел? Зачем живет его мама, отец и брат и даже старенькая бабушка? Как она молила Бога о том, чтобы он смилостивился и забрал ее, а не внука! Она, прожив жизнь, так и не поняла одного: все уже решено при рождении, в какой – то книге записаны две даты, рождение и смерть,
Ляльке хотелось тишины. Звенящей тишины, которой не бывает в городе. Однажды они со Славкой ездили в деревню к его бабушке. Деревня была такой маленькой, что в ней имелась только одна улица со стоящими почти вплотную друг к другу, избенками. Деревня называлась Морозовка и жили в ней сплошь Морозовы, все, как один были родней Славкиной бабушки и, как полагается, Славки тоже. На ночлег старая баба Нюра устроила Ляльку, руководствуясь лишь ей одной известными правилами безопасности. Под самой крышей в избе было помещение, которое даже нельзя назвать полноценным чердаком. Соломенный тюфяк, тугой и жесткий, занимал все пространство от входа до оконца с рамой крестиком. Зато на дверке была самая настоящая щеколда. Кого боялась баба Нюра, строго приказавшая Ляльке «зашпилиться», она тогда так и не поняла. Но повиновалась. Ночью она проснулась от того, что ей чего – то не хватало. Долго не могла понять, что же ей так мешает спать. Все объяснялось просто. Для нормального, полноценного сна ей нужен был городской шум: шуршание шин припозднившегося автомобиля, звонок последнего трамвая или просто голоса загулявшихся прохожих. Здесь же стояла звенящая тишина. Что, конкретно, звенело, она так и не поняла. Но звон был. Тонкий, то ли бесконечный комариный писк, то ли сигнал со звезд. Она выбрала второе, так и пролежав с открытыми глазами до рассвета и представляя себя связанной с далекими космическими жителями.
Вот и сейчас она хотела такой тишины. В соседней комнате тихо разговаривали мать и соседка из квартиры напротив. Через приоткрытую дверь Лялька отчетливо слышала каждое их слово, но встать с кровати и закрыть ее было лень.
– Вторая машина в лепешку, а водитель царапинами отделался. А Валера еще жив был, когда его достали. Сутки в больнице еще жил.
– А виноват кто?
– Тот, на «Победе». Пьяный в стельку. Его вынесло на встречную полосу, с управлением не справился.
– Как Лялька – то?
– Спит. Даже не плачет. Говорила же я ей…
– Да, вот и уйдешь тут от судьбы! Нет, никак не увернуться от того, что на роду написано.
Лялька, засыпая, еще долго слышала голоса, слившиеся в один сплошной шипящий звук.
Глава 9
1981 г. Куйбышев
Из автобуса посыпались крепкие молодые парни в военной форме. Они весело переругивались и шутливо пихали друг друга. Потные и усталые, они мечтали о теплой ванне и чистой постели. Военные сборы для выпускников 1981 года закончились.
– Жень, ну познакомь, не жлобься! – Сашка толкнул друга в плечо. Тот запнулся о чей – то рюкзак, выброшенный из автобуса прямо на асфальт.
– Неа! Только не с тобой!
– Эй, мужики, чье барахло тут валяется?
– Не ори, дай сюда, – отличник и первый зануда курса Васька Пищик, потянул торбу за лямку к себе.
– Жень, а какая она?
– Рыжая. Тебе такие не нравятся.
– Ну, почему же… – протянул Сашка разочарованно. Интерес резко пропал. Уж кого – кого, а рыжих Сашка терпеть не мог.