Сестры
Шрифт:
— Я Брэд Паркер. Просто хотел поздороваться и поприветствовать вас в стенах этой школы. Как прошел первый день?
Энни не знала, следует ли ей говорить ему правду. Его голос был взрослым в отличие от голоса Бакстера, который звучал как у парнишки моложе, чем он был на самом деле.
— Хорошо, — только и произнесла она.
— Я слышал, что с вами случилась маленькая неприятность у входа в школу. Мы должны заставить городские власти сделать что-то с этим бордюрным камнем на обочине тротуара. Там то и дело возникают проблемы. — Когда он сказал это, она почувствовала себя не такой уж безнадежной дурочкой, шлепнувшейся ни с того ни с сего,
— Со мной все в порядке. Спасибо большое.
— Вы без труда нашли свой класс?
— Да, — улыбнувшись, ответила Энни. Она не сказала, что ее занесло на урок о презервативах. Для этого она недостаточно хорошо знала Паркера.
— Насколько мне известно, вы бегло говорите по-итальянски и жили во Флоренции, — сказал он. Похоже, он знал о ней все, и это ее очень удивило.
— Откуда вы знаете?
— Все это записано в вашем формуляре, а я их все прочитываю. Меня это заинтересовало, потому что я подолгу жил в Риме. Когда я был ребенком, мой дедушка был там американским послом. Летом мы обычно навещали его.
Поскольку он знал о ней так много и был даже осведомлен о том, что она упала возле школы, она решилась задать ему один вопрос:
— Вы слепой?
— Нет. Я зрячий. Но мои родители были слепыми. Я построил эту школу в память о них на деньги, завещанные ими для этой цели. Они погибли в авиакатастрофе, когда я учился в колледже. Со времени основания этой школы мы значительно расширились. Мы существуем всего шестнадцать лет. Надеюсь, вам здесь понравится, а если потребуется, чтобы я что-то сделал для вас, пока вы у нас учитесь, дайте мне знать.
— Спасибо, — сдержанно поблагодарила Энни, не осмелившись назвать его по имени. Она понятия не имела, сколько ему лет, но так как он был основателем школы, она предполагала, что он не очень молод. И голос его звучал по-мужски, а не по-мальчишески, как у Бакстера. Она не могла с ним шутить, не желая показаться бесцеремонной.
Пока они разговаривали, за ней вернулся поводырь, который помог Энни сесть в такси. Она поблагодарила его и назвала водителю адрес. Как и обещала, она позвонила в офис Сабрине, чтобы сказать, что едет домой.
— Как все прошло? — с тревогой в голосе спросила Сабрина. Она целый день беспокоилась об Энни.
— Неплохо, — сказала Энни, потом, улыбнувшись, добавила: — Ладно… было довольно хорошо.
— Рада слышать, — с облегчением вздохнула Сабрина. — Я чувствовала себя так, будто отправила своего единственного ребенка в лагерь. Целый день нервничала. Боялась, что тебе там не понравится или кто-нибудь расстроит тебя. Что ты изучала?
— Презервативы, — сказала Энни и рассмеялась.
— Прости, не расслышала?
— По правде говоря, я забрела не в тот класс, после того как упала на обочине тротуара перед школой. Мы начали изучать шрифт Брайля.
— Расскажешь мне все подробно, когда я вернусь домой. Буду дома примерно через час.
Энни ушла из школы в начале шестого. Занятия проводились с восьми до пяти ежедневно, пять дней в неделю в течение шести месяцев. Это был интенсивный курс обучения.
Когда Энни вернулась домой, Кэнди все еще упаковывала вещи для поездки в Милан, и чемоданы стояли по всей ее комнате. Она уезжала на три недели, но после того как Сабрина утром отчитала ее, ограничила пространство для сборов своей комнатой, так чтобы Энни, войдя в дом, не упала, наткнувшись на чемоданы. И тут Кэнди увидела, что джинсы Энни продраны на коленях и намокли от крови.
— Что с тобой случилось? — с сочувствием спросила Кэнди.
— Ты о чем?
— Твои колени.
— Ах, это? Упала.
— С тобой все в порядке?
— Да, все в порядке.
— Как тебе школа?
— Сносно, — сказала Энни, потом, улыбнувшись, словно девчонка, добавила: — Откровенно говоря, было почти неплохо.
— Почти неплохо? — рассмеялась Кэнди. — Ты познакомилась с какими-нибудь парнями?
— Да. С одним парнем из моего класса, который по профессии дизайнер-график. Учился в Йельском университете. Он гей. А еще с директором школы, которому, наверное, около сотни лет. Вообще-то я пошла в школу не для того, чтобы знакомиться с парнями.
— Это еще не значит, что ты не сможешь их встретить, пока там учишься.
— Ты права.
Кэнди была довольна тем, как у сестры прошел первый день, и радовалась, что с ней ничего плохого не произошло. Все они решили, что первый день прошел вполне приемлемо. На следующее утро позвонила Тэмми, чтобы узнать, как дела, и после разговора у нее тоже отлегло от сердца. Сабрина поинтересовалась, удалось ли Тэмми решить ее проблемы.
— Не совсем. Добавилась еще не санкционированная профсоюзами забастовка. А также четыре сотни других проблем. Я держусь. — У нее была масса проблем, но она беспокоилась об Энни. Узнав, что сестры остались довольны первым днем учебы Энни в Паркеровской школе, она тоже успокоилась.
Сабрина надеялась, что это хорошее предзнаменование на будущее, и они в тот вечер отпраздновали это событие бутылкой шампанского.
Глава 18
У Тэмми неделя выдалась хуже не придумаешь. Проблемы с актерами, проблемы с телевизионщиками, проблемы с профсоюзами и со сценариями. К концу недели она была совершенно измотана. И с каждым днем чувствовала себя все более и более виноватой в том, что находится вдали от сестер, которые стараются справиться с проблемами, возникшими после смерти матери. Отец, судя по всему, был в ужасном состоянии. Кэнди уехала в Европу на три недели, так что Сабрине приходилось со всем справляться одной. Она практически без чьей-либо помощи заботилась об Энни, пыталась хотя бы по телефону поддержать павшего духом отца, а при малейшей возможности навещала его и везла огромный груз в своей юридической конторе. Времени на Криса почти не оставалось. Он несколько раз в неделю ночевал в доме, но ей не удавалось даже спокойно поговорить с ним. Вся ответственность лежала на ее плечах. А Кэнди была слишком молодой и незрелой, чтобы оказывать реальную помощь. Ей был двадцать один год, но иногда она казалась двенадцатилетней или даже шестилетней.
Тэмми провела долгий уик-энд в размышлениях. Съемки шоу остановились из-за забастовки, и всем стало ясно, что они не возобновятся по той же причине еще, по меньшей мере, в течение недели. Профсоюз заявил, что бастующие могут держаться месяцами, а если так, то телевидение ждут огромные убытки. Но от Тэмми здесь ничего не зависело. Поэтому, она размышляла о собственной жизни, поглаживая у себя на коленях спящую Хуаниту, что всегда успокаивало, и к воскресному вечеру уже знала, как действовать. Решение далось с большим трудом. Пожалуй, так она не рисковала еще никогда в жизни.