Сеть для игрушек
Шрифт:
– С большой охотой, – сказал я. – Кстати, вы знаете, как будет «собака» по-арабски?
Контроль использует достаточно примитивный, но надежный пароль для того, чтобы наши люди могли опознать друг друга. Просто нужно употребить слово «собака» – неважно, в каком контексте или значении. Однако слово это может прозвучать в разговоре и случайно. Поэтому, чтобы быть уверенным в том, что данное слово действительно означает: «Я – свой», слушающий должен попросить собеседника перевести на какой-нибудь достаточно экзотический язык. Разумеется, с учетом возможных лингвистических познаний партнера. Любой оперативник Контроля знает наизусть
Офицер недоуменно взглянул на меня, но тут же произнес:
– «Кельб»… А что?
Я хотел по-дружески хлопнуть его по плечу и поблагодарить за выручку, но он выразительно покосился на своих помощников, которые суетились рядом с нами, и я решил воздержаться от эмоций.
– Наверное, будет лучше, если вы поедете со мной на машине этих негодяев. – Мой собеседник кивнул на «парабелл», до сих пор стоявший посреди улицы с открытыми люками.
– Я тоже так думаю, – сказал я.
Меня ввело в заблуждение то, что он правильно отреагировал на пароль. Хотя стоило бы догадаться, что если геймеры за мной следили постоянно, то наверняка обратили внимание на мою странную манеру спрашивать у собеседников, как будет слово «собака» на других языках. Видимо, Шлемист был умен, раз сделал из этого факта правильный вывод.
Я понял, что меня облапошили, лишь тогда, когда полицейский, которого я принял за своего, заводя турбину «парабелла», царапнул чем-то острым меня по руке. Я почувствовал внезапную усталость и одышку, хотел ударить обманщика, но руки мои уже не поднимались, подбородок сам собой упал на грудь, и я провалился в темную яму…
Так что ваши сведения неверны, уважаемый доктор, и вы прекрасно об этом знаете. Скажите прямо, чего вы от меня хотите, а вернее, чего хочет от меня тот самый ваш «знакомый»? В принципе, я догадывался, что когда-нибудь буду удостоен чести отвечать на его вопросы, только не предполагал, что это произойдет в медицинском учреждении, а не в пыточной камере.
– Поэтому не волнуйтесь, – успокаивающим тоном продолжает доктор Сэм Бейтс, – все будет хорошо.
– Надеюсь, операция будет проходить под наркозом, доктор? – говорю я, хотя уже заранее знаю ответ.
– Увы, господин Клур, – с притворным сочувствием вздыхает изверг в белой шапочке врача, – исследования показали, что у вас отрицательная реакция на все виды анестезии… Именно поэтому мы и вынуждены были иммобилизовать вас на операционном столе.
Он опять лукавит, этот частник-хирург: ведь «аллергия», на которую он ссылается, вовсе не помешала им накачать меня сильнодействующим снотворным. Но мне уже не стоит обращать внимания на такие детали.
– Сестра, – обращается доктор Бейтс к своей ассистентке, – у вас все готово к операции? – Женщина по другую сторону стола кивает. – Что ж, можно начинать.
Это он произносит таким тоном, будто ждет, когда лично я дам добро на то, чтобы они начинали кромсать мою беззащитную плоть. Поскольку я молчу, то Бейтс приказывает сестре:
– Скальпель!
Острое стальное лезвие в красноречивом ожидании зависает над моей обнаженной грудью, которую сестра уже успела протереть вонючим дезинфекционным раствором, а затем медленно начинает приближаться к коже.
Самое время закрыть глаза и стиснуть зубы, чтобы попытаться молча перенести эту хирургическую экзекуцию.
Однако, я смотрю Бейтсу в глаза и жду.
Скальпель касается моей груди и опять поднимается вверх.
– Знаете, господин Клур, – говорит хирург. – Я должен предупредить вас, что операция, которую вам предстоит перенести, носит весьма сложный характер и может окончиться… э-э… весьма печально для вас. Не хотите ли вы, на всякий случай, – будем надеяться, что до этого не дойдет, – сделать какие-либо заявления… что-нибудь передать вашим родным, близким… знакомым?
Ну наконец-то!.. Я правильно полагал, что Шлемисту мало будет просто убить меня. Ему обязательно нужно выскрести из меня хоть какую-то информацию о Контроле. В принципе, он должен прекрасно знать, что я ничего не скажу ему – но ведь в этом следует убедиться, не так ли?
– Знакомым? – задумчиво повторяю я. – Пожалуй… Только не моим знакомым, а вашим – тому человеку, который нашел меня в столь плачевном состоянии и доставил сюда. Он ведь сейчас присутствует здесь?
– Разумеется, – не моргнув глазом, говорит Бейтс. – Наша клиника оснащена специальными мониторами, позволяющими видеть и слышать все, что происходит в операционной. – Он переводит взгляд на ассистентку и красноречиво кивает ей на выход.
– Итак, я слушаю вас, – говорит он, вертя в руках скальпель, словно напоминание о том, что меня ждет, если я вдруг окажусь малокоммуникабельным субъектом. – Говорите.
Нет никаких сомнений, что его устами и ушами говорит и слушает сейчас не кто иной, как сам Шлемист. Поэтому не стоит терять время на длинные вступления – именно это рекомендуют постулаты риторики, хотя лично я не раз сталкивался с тем, что выступающий в течение добрых получаса распинается на тему о том, что он не собирается отнимать много времени у аудитории…
– Что вы от меня хотите? – спрашиваю я.
– Мы знаем, кто вы, – бесстрастно говорит устами Бейтса «Шлемист». – Вы являетесь оперативным сотрудником Контроля. Двадцать лет стажа… Работали в Испании, Дании, Бельгии и на Крите. Специализируетесь на криминологии, психоанализе и теории единоборств. Прибыли сюда с заданием выйти на человека, который в вашем ведомстве проходит под кличкой Сигнальщик, получить от него информацию и уничтожить меня.
Доктор внимательно наблюдает за моим лицом, стремясь проследить реакцию на его слова. Иногда это бывает полезно, чтобы подтвердить или опровергнуть какую-либо информацию, которой ты располагаешь, но в моем случае – сомневаюсь.
Я стараюсь дышать мерно, в темпе медленной прогулки по сосновому бору – вдох-выдох, вдох-выдох на четыре счета. Кровь наполняется кислородом, мышцы готовятся к мгновенному усилию.
– Мы обнаружили вас с самого начала, господин Клур, – продолжает мой истинный, но невидимый собеседник. – И, знаете, каким образом мы вышли на вас? Все очень просто: вы не поддавались нашему Воздействию. Ошибка вашей конторы заключается в том, что, обладая неким секретом защиты от Воздействия, ваши люди не способны отказаться от него. В итоге, вас, «контролеров», вычислить несложно даже в многомиллионной толпе: достаточно найти того, кто не подвержен Воздействию. Сами того не подозревая, вы светитесь гораздо больше, разгуливая по городу, чем если бы ходили голым – в этом случае вас могли бы принять за нудиста или помешанного, но не за оперативника Контроля…