Сети кружевницы

Грин Ирина

– Талант? – предположила та.

– И-и-и, талант! Талант – это у художника, что сколки рисует. А наша работа – перевить да сплести. Нет, дочка, у кружевницы главное – жопа. И не смотри на меня такими удивленными глазами. Жопа. Ну, или, задница. И если у тебя в этом месте шило, если горит оно, и не можешь ты ни минутки на месте усидеть, не быть тебе кружевницей. А Верка не хотела это понимать, чуть не дубиной девку к станку гнала. И что из этого вышло? Галька сбежала, как только смогла, и имела в виду эту свою мать. Вспомнила, только когда собственная

дочка ей руки оттянула. Поначалу сама тащила, а как увидела, что груз не по силам, так и сбросила на мать. Все лучше, чем на улицу.

А Ингу-то Верка с малолетства повязала по рукам и ногам. У той и выхода другого не было. Она ее даже в интернат не пустила, чтобы та не набралась чего лишнего. Из школы бегом домой – и за работу. Верка в огороде, а Инга у станка. Верка полы драит, а Инга у станка. Верка сумки с Екатеринина прет, а Инга у станка. Ну и Петька тут как тут. Похоже, зарабатывала Верка на Инге хорошо. Но врать не буду, я ее кубышку не пересчитывала. Вот такие-то дела наши грешные. – Баба Вера размашисто перекрестилась. – Как умерла Верка, думали, пропадет Инга. А ее Петруша, – старый уже пес, а все туда же, – прибрал к рукам, в машину усадил со всеми пожитками и поминай как звали. А теперь, получается, Инга решила Гальку найти?

– Получается, – подтвердил Иван.

– Дело нужное. Вот только хочет ли этого Галька? По мне, если бы хотела, так уже давно отозвалась бы. Но кто ее знает! Увидите, передавайте привет от бабы Маши. Хотя, она, может статься, и не вспомнит, кто такая.

– А не знаете, с кем Галя дружила? – спросил Иван.

– Можно у Кузьминичны спросить. Галька с ее дочкой в интернате училась, в Рослани.

– А где нам найти Кузьминичну? – Иван забарабанил пальцами по немецкой скатерти, что означало у него готовность двигаться дальше.

– Так чего ее искать? Сейчас сама прибежит.

Баба Маша тяжело поднялась, проковыляла к висевшему на стене телефону, который Иван до этого считал предметом интерьера, и принялась медленно тыкать пальцем в кнопки. Набрав номер, она какое-то время выжидательно прислушивалась, а потом завопила так громко, что у Ивана заложило уши:

– Кузьминична! Тут гости приехали из города, ищут Гальку Гусеву, Веркину дочку. Почему из милиции? Да нету давно милиции! Полиция! Ты посмотри, если есть какие школьные фотографии Светочки твоей, и тащи сюда.

Иван мысленно представил Кузьминичну – пожилую женщину, сидящую у теплой печки. Неужели она вот так просто, по первому зову, побежит на выстуженную улицу, чтобы помочь неизвестно кому в поисках дочери соседки, ушедшей в мир иной? Он бы пошел? Однозначно нет. И, похоже, Кузьминична тоже не собиралась никуда идти.

– Как это нет фотографий? За каким фигом они Светочке? Откуда у Верки? У Верки точно нет! Она все спалила на заднем дворе, я сама видела. Еще спрашиваю – шашлыки ты, что ли, старая, затеяла? А она – нет, говорит, архивы жгу. Не хочу, чтобы врагам достались.

– Врагам? – Иван вопросительно поднял брови.

– Ага, именно так и

сказала – врагам, – подтвердила баба Маша. Теперь она одновременно разговаривала и с Рыбаком, и с Кузьминичной. – Я сама удивилась. Какие-такие у нее враги? Значит, не придешь? – это уже говорилось соседке. – Ну ладно. Тут такого сыра принесли!

Следующие пять минут баба Маша внимательно слушала, лишь изредка изрекая глубокомысленное «Угу-м».

– Ну ладно. Нет так нет. Диктуй адреса.

Баба Маша энергично замахала рукой, показывая Асе, где хранится бумага и ручка.

– Ага, пишу, Екатеринино, улица Шуйского… ага, это где такая? Ага, хорошо. Рослань, да, записала. Телефон? Давай, пишу.

Закончив разговор, баба Маша внимательно прочла написанное и протянула листок Рыбаку.

– Вот, держите. Екатеринино – там живет учительница из интерната. Она уже давно на пенсии, но на встречи выпускников каждый год приезжает. Татьяна Алексеевна ее зовут. Это Светочкин адрес, дочки Кузьминичны. А это, последний, – мой телефон. Вы уж, не сочтите за труд, позвоните мне, как Гальку сыщете. Очень уж мне интересно, как она в жизни устроилась. Позвонишь, дочка?

Баба Маша просительно посмотрела на Асю. Попроси она Ивана, тот, не моргнув глазом, сослался бы на тайну следствия. Но Ася – добрая душа, только кивнула коротко:

– Да, конечно.

После тепла бабы-Машиного дома холод показался еще более вопиющим.

– Шире шаг! – скомандовал Иван, схватив Асю за руку. Но тут за его спиной раздался крик:

– Молодые люди!

Сыщики синхронно обернулись. Презрев правила движения, по самой середине проезжей части к ним приближалась фигура в ярко-красном спортивном костюме с лыжными палками, но без лыж. Иван притормозил, покрепче прижав к себе Асю, чтобы хоть как-то защитить ее от пронизывающего ветра.

– Молодые люди! – повторила фигура. Голос явно был женским. – Это же вы ищете Гусевскую дочку?

– А вы, наверное, Кузьминична? – уточнил Иван. – Извините, не знаем вашего имени.

– Елена. Елена Кузьминична. – Женщина приблизилась настолько, что Иван понял – палки не лыжные, для скандинавской ходьбы, один из самых доступных спортивных тренажеров.

По возрасту Елена Кузьминична явно была ровесницей бабы Маши, о чем свидетельствовали глубокие борозды морщин на ее лице, но выглядела при этом она гораздо моложе.

Женщина свернула к обочине, воткнула палки в снег, высвободила руки из темляков и стащила с плеч небольшой рюкзак.

– Я с Машей поговорила, а потом вспомнила: есть у меня фотография школьная Светочкина. Есть! Хорошо, что я вас догнала. Фотографии – они вещь дефицитная. Сами понимаете – откуда им быть? Это сейчас у всех фотоаппараты, а то и просто телефоном можно наснимать. А тогда как было? В школу приглашали раз в год фотографа, а потом, у кого были деньги, – заказывали. У меня сохранилась Светочкина выпускная фотография из интерната. Только сами понимаете – отдать не могу. Посмотреть – пожалуйста, а отдать…