Север
Шрифт:
Ан нет...
– Мия...
От этого низкого чистого голоса, который раздался по ту сторону двери, сердце сделало громкое ИК, дав полную волю плохим мурашкам, что принялись носиться по коже, радостно размахивая своими мокрыми трусиками. Вот ведь предатели! Все предатели! И мурашки эти, и сердце! И колени, которые задрожали, даже если я сидела, а ведь их никто даже не трогал! Просто голос был...пока что.
– Мия?
– снова позвал этот бархатный сладкий голос, и я на секунду прикрыла глаза, чтобы дать пинок мозгу, подключить уже
– Да....
– прохрипела я, и, кашлянув, произнесла уже внятно и громче, - Да, я здесь.
Я могла поклясться, что в этот момент Север улыбался, сияя своими синющими глазами, когда он произнес вкрадчиво и по ванильному мило, словно волк, в шкуре мягкой белой овечечки:
– Я могу войти?...
Покосившись почему-то на кровать, и подумав, что ночь за окном, и поздновато уже для светских бесед, я, тяжело сглотнув, выдохнула:
– Нет!
Тишина за дверь была немного напряженной, но глупо было бы мечтать, что Север отступит, причем было ощущение, что он просто уселся на пороге с другой стороны от подпирающей меня двери.
– Тебя испугало то, что я Кадьяк?
– тихо спросил он, и я поерзала на деревянном полу, почему-то натянув длинный подол юбки до самых пяток, чувствуя себя просто сумасшедшей, потому что мне казалось, что тепло и аромат Севера пробирается в дом, даже через закрытую дверь.
– Разве ты перестал чувствовать, что я испытываю?
За дверью раздался приглушенный мягкий смех, в котором начинала сквозить знакомая хрипотца:
– Ты хочешь меня...
Пришибить бы этих мурашек! Мухобойкой!
И запихать в нос Севера зубчики чеснока! В каждую ноздрю!
– Разве мы не о Кадьяках говорим?
– дернулась я, понимая, что покраснела и попыталась застегнуть на рубашке верхнюю пуговицу, чтобы не светиться полуобнаженной грудью, как-то позабыв, что эту самую пуговичку Север откусил...
Вот жеж черт побери....
Мозг словно только этого и ждал, чтобы выдать порцию умилительных образов того, что со мной проделывал Север на расколотом ранее камне, и, услышав утробное рычание за дверью, стало абсолютно очевидно, что об этом всем вспомнил не только мой мозг, но и тело, а Север это почувствовал излишне остро.
Чувствуя непонятную слабость в теле, и стараясь не задумываться о том, почему от этого рыка я сжала колени, в голове пульсировало лишь одно - говорить! Нам срочно нужно говорить!
– Мия...- рык перекатился плавно в урчание, - отойди от двери...
Вот уж дудки! Плавали, знаем!
Я лишь еще сильнее уперлась спиной в дверь, словно это могло спасти от нечеловеческой силы Бера, который едва ли не скребся об дерево, но при желании...а оно у него кажется уже было...сможет просто вырвать ее с корнем. Дверь. И меня вместе с ней.
– Знаешь, как назвал тебя Сумрак? Моим мужем!
Почему-то казалось, что Север поднялся на ноги, уткнувшись в дверь и, судя по голосу,
– Это так, Мия...ты принадлежишь мне, как и я тебе.
До чего же в этом плане у Беров все просто! Никаких тебе обрядов, никаких костюмов и фаты, и колец не нужно...в лес утащил, на полянке распластал и дело сделано! Максимум романтики, если спросил при этом, нравится ли тебе выбранная полянка!....Север спросил. Хороший Бер, просто пятерка с плюсом!
– Что-то не помню, чтобы я тебя насиловала...
Вот бы увидеть в этот момент лицо Севера, когда снова раздался не то вой, не то мурлыканье, и дверь дрогнула, заставив меня подскочить, но я не отходила ни на шаг, понимая, что если я уйду, то ничего не удержит Севера оттого, чтобы эту дверь выломать. Кстати у двери был засов. Неплохой такой, мощный...
– Это легко исправить, девочка.
– Почему ты не сказал, что ты из рода Кадьяков?...
Осторожно и почему-то на цыпочках, я сделала шаг в сторону, чтобы с трудом схватить толстенное по моим меркам бревно, которое в этот засов водружалось. Стараясь лишний раз даже не дышать, и никаким образом не выдать своего коварного плана, я как можно более тише проделала всю операцию, замерев у двери.
– Потому что ты не спрашивала.
– Может ты хотел это утаить?
Главное продолжать разговаривать и отвлекать от ненужных мыслей. Его. Да и себя тоже!
– Беры ничего не утаивают и никогда не врут.
– Никогда?
– Никогда. Смысл это делать, если мы все-равно всегда чувствуем ложь?
Когда Север замолчал, притихнув, я буквально перестала дышать, чувствуя, что мои попытки уболтать Бера не оправдались, и почему-то покосилась на приоткрытое окно.
– Мия?
– Что?
– пискнула я, кажется, уже представляя, что он скажет дальше.
– Ну, так что? Изнасилуешь меня, чтобы я стал твоим мужем по праву? Или может... прогуляемся?
Ближе к окну, кусая губы, и, не обращая внимая на взбесившиеся мурашки, которые уже были готовы ко всему, став капельками влаги на коже.
– Мы уже сегодня гуляли!
– Я не нагулялся...
Вот жеж ненасытное создание! Еще ближе к окну, и главное не задумываться над тем, что творю, и не обращать внимания на дрожащие колени.
– Север, я не смогу больше!
– Поспорим?...
Распахнув окно, я уже залезла на подоконник, слыша его мягкий, хриплый голос, который снова бархатной лентой оплетал мой мозг и тело, промурлыкав:
– Не делай этого, девочка, ты же знаешь, чем все закончится....
А вот об этом лучше не думать! Я спрыгнула с подоконника, тут же утонув в мягкой траве буквально по колени, задрав юбку чуть ли не по бедра и рванув вперед, как тронувшаяся умом лань. И ум у меня действительно был не в себе, потому что единственное место, которое следовало бы слушать, так это мой копчик, потому что прав был только он, когда предчувствовал скорую беду.