Северная река

Хэмил Пит

– Ох, доктор Делани, это ужасно, ужасно. Я проснулась в ознобе, меня лихорадит, и холод, и жар одновременно. У меня ужасная боль справа в груди, ужасная-ужасная. Пошла в сортир, выплюнула, а там – кровь.

– Снимите пальто.

Она сделала это. Он взял образец мокроты, потом постучал над правой грудью пальцем. Приложил стетоскоп и услышал её булькающее дыхание. Сомнений нет, крупозная пневмония.

– Вы должны лечь в больницу святого Винсента, мисс Монаган, – сказал он мягко. – У вас воспаление лёгких.

– О, сердце Господне, –

сказала она и застонала. – Я не смогу туда лечь, доктор Делани. У меня дома дети, мне нужно на работу, я едва хожу, Боже, я не могу в больницу. Пожалуйста, доктор Делани, не могли бы вы дать мне что-нибудь с собой?

Он объяснил ей, что выбора нет, что её нужно уложить, а если она не в состоянии ходить, то он вызовет за ней скорую, попросит Монику присмотреть за детьми и сообщит ей на работу. Она разревелась.

– Если я туда попаду, то наверняка помру, – сказала она. – И малышня моя осиротеет.

– Если вы откажетесь, мисс Монаган, вы точно умрёте.

Неуверенно всхлипывая, трясясь и шатаясь, она прошла в холл – дожидаться скорой. Делани подумал: надо позвонить в больницу и заодно спросить, как дела у Ларри Дорси.

Затем вошёл Фрэнки Рэндал с бледно-жёлтым лицом. Он поздравил Делани с прошедшим Новым годом и взял свой хинин – лечить малярию, подцепленную им в 1917 году в тренировочном лагере в Луизиане. Он зашёл и тут же вышел, не пускаясь в разговоры. Затем зашла и села мисс Харрис, толстая и неряшливая, с одутловатым лицом ветерана старых борделей, располагавшихся за складами у Норт-Ривер, и он выдал ей препарат ртути, помогающий обуздать её хронический профессиональный недуг. Она отправилась к Монике, чтобы расплатиться. Микки Риарден – снова малярия. В отличие от Фрэнки Рэндала ему захотелось поговорить. Он говорил о предстоящем сезоне «Джайантс» и о том, как хорош будет Билл Терри на смену Джону МакГроу в качестве и игрока, и менеджера и как круто было бы попасть во Флориду весной, на начало сезона тренировок. Делани был с ним учтив, однако думал он о мальчике и о том, где бы раздобыть денег. На еду, одежду и женщину по имени Роза. «Микки, бери свой хинин, заткнись и вали уже, мать твою. Мне нужно заработать денег».

Он услышал грохот, а затем тяжёлые шаги вверх по лестнице над его головой. Он открыл дверь и спросил Монику, что происходит.

– Кровать, – сказала она. – Для малыша. Они тащат её наверх.

– Какая кровать? – спросил он. – У меня не на что купить кровать.

– Она стоит всего лишь доллар, – сказала она.

– Ты нашла мне кровать за доллар?

– Это Роза. Она кому-то позвонила, и через час – вот.

Делани подумал: Роза Верга не склонна валять дурака. Он полез в левый карман за деньгами.

Моника спросила: «Можно я дам парням четвертак на чай?»

Когда последний пациент ушёл, он поспешил наверх, в то время как Моника регистрировала платежи и записывала цифры в бухгалтерскую книгу. Сначала он услышал голос Розы, она обращалась к малышу.

– Хорошо, Карло, ты берёшь с этой стороны, вот здесь,

и тянешь.

– С этой стороны, – сказал мальчик.

Делани обернулся на лестничной площадке и увидел Розу и малыша по разные стороны кровати, они аккуратно застилали простынёй узкий матрац.

– Эй, доктор, – сказала она с улыбкой. – Мы сделали доброе дело. Он потрудился на славу, этот Карло. Он сам все полы вымыл.

Мальчик смущённо улыбнулся и уставился на Делани.

– Как его зовут? – спросила Роза мальчика, указывая на Делани.

– Деда.

– Ты запомнил! Деда. Ты умница, Карлос. Правильно, это твой деда.

Делани наклонился, поднял мальчика и обнял его. Малышу было тепло в его руках. Делани держал его крепко, чувствуя, как тает лёд в его замёрзшем сердце.

– Деда, – сказал мальчик.

Роза объяснила, что мальчик съел на обед сэндвич с ветчиной и немного грибного супа, и прошла с Делани из спальни в верхнюю ванную. Сырный ящик был уже на месте.

– Мне надо будет его покрасить, – сказала она. – В настоящий хороший жёлтый цвет. Понимаете, солнечный такой.

На прутьях вешалки были аккуратно развешаны полотенца, мыло лежало на стеклянном блюдце. Затем они задержались у двери в комнату Молли.

– Роза, эта комната заперта, – сказал Делани мягко и вежливо. – К тебе это не имеет никакого отношения. Это лишь…

– …комната вашей жены, да? – спросила она.

– Совершенно верно, – сказал он, думая: женщины всегда чувствуют самое важное. Она мрачно и с некоторой жалостью взглянула на Делани.

– Хотите поесть? У меня тут суп в кастрюле, хлеб есть свежий.

– Я сам о себе позабочусь.

– Я могу сделать это. Потом схожу кое-куда вещички заберу.

Они спустились по лестнице вместе, на этот раз мальчика держала Роза. Запах керосина усилился. На скамье ожидали двое пациентов, женщины.

– Займитесь ими, – сказала Роза. – А я пойду разогрею суп.

Она спустила Карлито с рук и прошла в кухню, а малыш держался за её юбку. Делани осмотрел пациенток: тяжёлая простуда с сухим кашлем, вывих лодыжки. Когда они ушли, он вернулся в кухню, и Роза зачерпнула ему супа, положив на стол итальянский хлеб с куском сливочного масла. Суп был вкусным, хлеб свежим, с хрустящей корочкой, покрытой зёрнышками. Мальчик наблюдал за тем, как он ест.

– Роза – хорошая, – сказал он мальчику. – Ты должен делать всё, как она говорит, потому что она очень добра к тебе.

Пока Делани говорил, лицо мальчика было серьёзным. Скоро он будет свободно говорить по-английски, а также и по-итальянски. Ну, или по-сицилийски. Интересно, как в мозгу связываются слова? Почему швейцарцы говорят на трёх языках, а большинство американцев и один-то освоить не могут? Снова зазвонил телефон, и в дверь просунулась голова Моники.

– Звонит Джеки Норрис, – сказала она. – Он говорит, вы в курсе, насчёт чего.

Он поднялся, направляясь в офис. «Поговори с этим молодым человеком, Роза, пока я занят, хорошо?»