Северный цветок
Шрифт:
Филипп немедленно подчинился его требованию.
— Я сплю, или нет? — спросил Грегсон. — Похож я на нормального человека? Только говори правду!
Он повернулся и указал на эскиз, висящий на стене.
— Видел я эту девушку или не видел? — спросил он снова, не дожидаясь ответа. — Может быть, мне все это приснилось? А, Филь? Только, черт возьми, говори правду!
Он вертелся вьюном вокруг Филиппа, причем лицо его снова загорелось возбуждением.
— Словом, я сегодня не нашел ее. Могу смело сказать, что я обыскал каждую трещину, каждый кустик в Черчилле и вокруг него. Я так долго охотился, что окончательно выбился из сил и вернулся домой дряблый
Он указал на эскиз.
— Ее никто не знает! Она исчезла, точно явилась сюда на аэроплане и немедля улетела! Она исчезла, если только…
— Если только… что?
— Если только она не скрывается здесь, в Черчилле! Повторяю: либо она исчезла, либо скрывается. Ничего другого быть не может!
— По-моему, ты имеешь веские основания предполагать, что она скрывается! — произнес Филипп, стараясь скрыть эффект, который произвели на него слова Грегсона.
Художник буквально не находил себе места. Он закурил папиросу, сделал две-три затяжки и тотчас же выбросил недокуренную папиросу за дверь. Вдруг он стал рыться в боковом кармане и вынул из него письмо.
— В общем, вот какая штука получилась! — сказал он. — Ты погляди сюда! В городе я увидел почтальона и, заговорив ему зубы, осведомился, нет ли у него писем для лорда Фитцхьюга. Я показал ему письмо, которое случайно попало к тебе, и заявил, что состою доверенным лицом этого самого треклятого лорда. Мне удалась моя затея, и я получил вот это письмо.
Филипп схватил письмо, которое Грегсон протягивал ему. Его пальцы дрожали, когда он разворачивал лист бумаги, на котором имелась лишь одна строка:
«Не теряйте ни часа. Начинайте сейчас же!»
Больше в письме ничего не было, если не считать большого чернильного пятна под словами. На конверте был тот же самый адрес, что и на письме, которое по ошибке попало к Филиппу. Приятели обменялись недоумевающими взглядами.
— Однако, доложу я тебе, получается довольно-таки сложная история! — прервал Грегсон молчание. — Несомненно, что эти слова полны важного значения. Автор письма не сомневается, что оно немедленно попадет по назначению и что «военные действия» начнутся также немедленно. Ведь таков смысл этого загадочного послания! Я хочу указать на то, что интересующая меня девушка попала сюда при весьма странных обстоятельствах. Что же касается ее исчезновения, то оно произошло при еще более таинственных условиях. Но я еще не все сообщил тебе. Самое пикантное заключается в следующем: за два часа до прибытия почтальона с юга какое-то другое лицо осведомлялось о том, нет ли писем на имя лорда Фитцхьюга!
Филипп вздрогнул.
— Тебе сообщили об этом?
— Самым положительным образом! Человек, интересовавшийся письмом, — чужеземец! Он не сообщил на станции своего имени и не произнес больше ни слова. Теперь, значит, дело обстоит следующим образом: если речь идет о том человеке, которого я видел с девушкой, и если мы этого человека найдем, то мы тотчас же выясним подлинную личность лорда Фитцхьюга. Если же мы не найдем его или же не найдем достаточно скоро, то волей-неволей нам придется принять бой. Ничего другого не остается!
— Позволь, позволь! — воскликнул Филипп. — Я не понимаю только одного: ведь Фитцхьюг не получил этого письма и, значит, тем самым начало «военных действий», как ты их называешь, откладывается!
— Дорогой мой Филь! — мягко произнес Грегсон. — Я всегда говорил, что ты — борец, а я — дипломат, что ты — мозг, а я — плоть! Неужели же ты не понимаешь сущности всей этой истории? Я готов дать на отсечение мою правую руку, что это самое письмо было послано Фитцхьюгу двумя или даже тремя путями. Вот почему оно так или иначе попадет к нему. Я думаю даже, что он уже в данное время получил его. Так вот, хорошенько подумай над моими словами: либо мы должны в кратчайший срок поймать этого лорда, либо мы должны приготовиться к бою.
Филипп, тяжело дыша, опустился на скамью.
— Я мог бы послать письмецо Мак-Дугалу, — сказал он. — Но мне необходимо ждать прибытия парохода.
— Почему бы тебе не оставить письмецо Брокау и не присоединиться к Мак-Дугалу?
— Потому что я уверен в следующем: как только придет пароход, значительная часть этого тумана рассеется без остатка. Я должен во что бы то ни стало остаться здесь. К тому же, в нашем распоряжении будет еще несколько дней, в течение которых мы будем искать того, кто нам нужен.
Грегсон решил не настаивать и, не прибавив больше ни слова, положил второе письмо в тот же карман, где лежало и первое. В продолжение всего вечера он не выходил из хижины. Филипп вернулся в Черчилл и около часа бродил вокруг развалин старого форта, стараясь насколько возможно разобраться в тех хаотических событиях, которые произошли за последние дни.
После долгих размышлений он пришел к окончательному решению. Ему оставалось только одно: ждать и искать! Если мисс Брокау не приедет с отцом, он чистосердечно признается во всем Грегсону.
На следующее утро он отправил гонца с письмом к Мак-Дугалу, который проживал на Слепом Индейском озере и которому он предлагал принять все меры предосторожности на случай неожиданной атаки на промыслы. В течение всего этого дня Грегсон не выходил из хижины.
— Я не хочу слишком часто показываться! — объяснил он. — Ведь я назвался представителем лорда Фитцхьюга и поэтому должен лгать, сколько влезет, пока мы не добьемся своего!
Филипп же снова углубился в лес и долго искал в северном и западном направлениях, надеясь найти хоть какие-нибудь следы Пьера и Жанны. Так как предстояло одно из самых важных и торжественных событий в году — прибытие парохода, жители окрестных лесов начали мало-помалу стекаться в порт. Филипп воспользовался этим обстоятельством и усилил свои розыски и расспросы, но ни один из опрашиваемых не видел людей, которые так интересовали молодого человека. Четвертый и пятый день не принесли никаких перемен и новостей. Насколько ему удалось выяснить за это время, ни Божьего Форта, ни Жанны и Пьера Куше на свете не существовало. Это обстоятельство окончательно сбило его с толку.
Весь шестой день Уайтмор провел вместе с Грегсоном в хижине. Рано утром на седьмые сутки раздался отдаленный пушечный выстрел.
Это был традиционный сигнал, которым пользовалось каждое судно, подходившее к Черчиллу. Уже двести лет подряд местное население подобным образом оповещалось о великом событии.
К тому времени, как раздался выстрел, молодые люди успели уже позавтракать. Взобравшись на вершину самого высокого окрестного холма, они увидели пароход, который бросил якорь на расстоянии полумили от берега. Береговая полоса во время отлива сильно мелела, и такая мера предосторожности была крайне необходима.