Северный цветок
Шрифт:
Он облокотился на плечо Грегсона и коснулся пальцем географической карты.
— С помощью Мак-Дугала, шотландского инженера, который был мне дан в качестве помощника, я организовал штаб-квартиру. Спустя шесть месяцев полтораста человек работало на Слепом Индейском озере, пятьдесят лодочников занималось исключительно транспортом, и еще один большой отряд выполнял мои задания на территории в сто квадратных миль. Работа у всех спорилась так, что я сам часто удивлялся, до чего хорошо все налажено. На Слепом Индейском озере у нас имелась верфь, два пакгауза, несколько ледников, лавка и население человек в триста. Кроме того, спешно заканчивалась узкоколейка, которая должна была соединить нас с будущей магистралью, находившейся на расстоянии десяти миль. Я, что называется, с головой ушел в работу. Бывало так, что я позабывал обо всем на свете, даже про существование Брокау и других моих компаньонов. Большое внимание уделялось значительным денежным суммам, которые приходили в мой адрес. За сравнительно короткий срок я истратил около ста тысяч. К концу первого полугодия я решил съездить на юг и поближе познакомиться с положением дел на месте, и как раз в это время сгорел один из наших складов, в котором было тысяч на десять съестных припасов. Это была наша первая неудача — и притом очень крупная. Как только я обменялся
У Филиппа было бледное и серьезное лицо. Он стоял посреди комнаты и пристально глядел на друга.
— И, можешь себе представить, Грегги, что этот человек ответил мне? — воскликнул он после коротенькой паузы. — Он с двадцать секунд смотрел на меня, затем странная усмешечка легла вокруг его губ, и он сказал мне самым спокойным тоном: «Послушай, Филипп, не стоит огорчаться из-за такой, в сущности, мелочи. Видишь ли… За эти полгода нам очистилось около миллиона!» Понял ты?
Грегсон подскочил на месте.
— Миллион! — закричал он. — Ты говоришь: миллион! Да это черт знает что такое!
— Да, дружок, миллион! — ответил Уайтмор со своей старой очаровательной улыбкой. — А на моем личном текущем счету в Первом Национальном банке имелось сто тысяч долларов! Как ты находишь: недурной сюрприз приготовил мне Брокау?
Грегсон от изумления уронил на пол папиросу. Его тонкие пальцы ухватились за край стола. Он не произнес больше ни слова; его выразительный взор достаточно ясно говорил, с каким нетерпением он ждет дальнейших слов Филиппа Уайтмора.
ГЛАВА III
В продолжение доброй минуты Филипп молча расхаживал по комнате. Наконец, он остановился и посмотрел на Грегсона, который, в свою очередь, не отрывал от него глаз.
— Целый миллион, Грегги! — произнес он совсем тихо. — И сто тысяч долларов в Первом Национальном банке на мое имя! В то время, как я находился на севере, старался ставить наше дело на прочную, солидную ногу, прилагая все усилия к тому, чтобы доказать правительству и народу, какие разумные меры мы принимаем для нормального и планомерного изъятия естественных богатств края, пока я детальнейшим образом разрабатывал схему борьбы с хищниками и бандитами, — мои друзья на юге не зевали и работали, что называется, вовсю. Я много успел сделать, но продолжал отчасти витать в облаках, а более положительные Брокау и остальные компаньоны тем временем организовали мощную «Great Northern Fish and Development Company», провели свой устав по всем правилам и успели скопить внушительный капитал, превышающий уже миллион долларов! Наше дело достигло максимального развития, когда я снова вернулся в мою штаб-квартиру. Я уполномочил Брокау действовать за меня, поступать по полному своему усмотрению — и через самое короткое время выяснил, что имею сомнительную честь состоять вице-председателем самой жульнической и бандитской компании на свете. Оказалось, что гораздо больше средств было потрачено на рекламу, чем на развитие самого дела. Сотни тысяч копий моих писем, полных самого неподдельного энтузиазма и раскрывающих все мои планы и проекты, распространялись по всей стране с целью привлечения мелких пайщиков. В одном из писем с севера я заявлял, что одна лишь часть озер и рек, нанесенных на моей карте, может дать свыше миллиона тонн рыбы в год. Брокау с компаньонами слегка передернули факты, внесли кое-какие поправки в мое письмо и распространили его в количестве двухсот тысяч экземпляров. В результате кампании, открытой ими, на наших промыслах появилось около пятнадцати тысяч человек, тысяча передвижных холодильников и огромное количество усовершенствований, а основной капитал предприятия повысился до пяти миллионов долларов. Я работал, исходя из торгово-промышленных соображений, и они оказались самыми обыкновенными и не совсем чистоплотными спекулянтами. Это шло в разрез со всеми моими намерениями; размах их спекулятивного гения испугал меня настолько, что я счел необходимым тотчас же объясниться с Брокау. Но он в ответ только пожал плечами, усмехнулся, заявил, что нисколько не боится моих разоблачений, так как он принял все меры предосторожности, и придраться абсолютно не к чему. Во всех своих многочисленных объявлениях и рекламах они откровенно говорили, что пользуются временной лицензией, которая в любую минуту может быть отобрана правительством, как только обнаружится, что они недобросовестно и хищнически ведут дело. Но сама по себе эта откровенность была хитро придуманной приманкой. Удар был задуман и нанесен по всем правилам искусства, причем больше всех должны были пострадать мелкие держатели наших акций. Их было много тысяч. Акции были десятидолларовые и не облагались никакими налогами, что больше всего прельщало массу. Таким образом, оказалось, что беднота, ради которой я работал до седьмого пота, за которую я боролся с наглыми, подлыми трестами, попала в кабалу к еще более подлой и наглой компании, которая даже не считала нужным платить дивиденды. Ты понимаешь, что вся моральная ответственность падала на меня! Ведь проект-то задумал, разработал и в основе выполнил — я! Главным образом, мои восторженные письма с севера побуждали массу покупать наши бумаги. Ведь благодаря мне возникла эта самая жульническая компания на свете, и я состоял ее вице-председателем!
Филипп тяжело опустился на свой стул. Когда он повернул к Грегсону свое воспаленное лицо, тот увидел, что, несмотря на царивший в хижине холод, оно было покрыто испариной.
— Ты должен был бороться с ними! — воскликнул художник.
— Я так и сделал! Но ты понимаешь: все было подстроено так, что мне не за что было ухватиться. Не было такого места, на котором я мог бы прочно обосноваться и повести компанию против Брокау и иже с ним. Я очутился один против шестерых настоящих Бисмарков, самых продувных бестий в мире. Они ни в чем не преступили законоположений. Все было сделано честь-честью. Когда я с яростью накинулся на Брокау, он спокойно усмехнулся и сказал: «Какой ты смешной, Филипп! Как ты не понимаешь, что уж сама по себе привилегия наша стоит больше миллиона, и поэтому мы имели полное право выпустить акций больше, чем на миллион с четвертью. Никакого жульничества тут нет. Так работают все акционерные компании».
Он замолчал на секунду и продолжал:
— Мне оставалось одно: отказаться от находящихся на моем текущем счету денег и публично заявить, что По принципиальным соображениям я выхожу из состава общества. Я уже готов был сделать это, как вдруг понял, что это будет не остроумно и общего положения дел не улучшит. Мне показалось, что я смогу добиться осуществления своих планов другим, более разумным и осторожным путем. Правда, наше дело началось под черным флагом, поднятым самыми настоящими пиратами, грабящими чуть ли не с разрешения и благословения закона. Но еще не поздно! Если принять решительные меры, то, быть может, удастся еще выровнять основную линию. Брокау и остальные компаньоны были удивлены моей позицией. По их мнению это было равносильно тому, чтобы дать созреть прекрасной, полносочной сливе, а затем бросить ее в огонь. Брокау не хотел ссориться, и первый опомнился. Мы как-то сошлись с ним, побеседовали самым приятельским образом, и мне удалось убедить его в полной правоте и основательности моих мнений. Наша компания преуспевала, но будущее было чревато большими неприятностями и осложнениями. К моему великому изумлению, он всецело — и с большим энтузиазмом! — присоединился к моему мнению. Мы разработали план, сводящийся к тому, что компания начнет выплачивать дивиденд в пятьдесят центов на каждую акцию, выпущенную в продолжение последних двух лет. По-моему, мы таким образом могли вознаградить людей, которых все время безнаказанно грабили. Брокау со свойственной ему энергией взялся за дело. Один из директоров, который в то время находился в Европе, передал ему свой голос. К нам присоединились еще два члена правления. В конце концов было решено, что мы должны всю свободную наличность, находящуюся в банке и достигающую суммы в шестьсот тысяч долларов, а также деньги, имеющиеся в обороте, всецело бросить на развитие дела. Брокау внес предложение выкупить часть акций, находящихся в портфеле самых крупных держателей. На это предложение отозвались два крупных спекулянта из Торонто, которые продали свои пакеты и за внесенные два года тому назад сто тысяч получили теперь около полумиллиона! Как тебе нравится, Грегги? Нет, ты подумай только, в какое положение я попал! Я хотел нанести страшный, ошеломляющий удар всем акулам вместе взятым, а в результате оказалось, что я только помог им и дал возможность упятерить капитал! Какой ужас! Я явно содействовал грабежу, пиратству…
Он остановился и так сильно сжал руки, что голубые жилы на его руках вздулись, как бечевки.
— И все-таки! — воскликнул он.
— И все-таки? — с волнением произнес Грегсон.
Руки Филиппа разжались.
— Все-таки, несмотря на всю важность этого дела, я не вызывал бы тебя сюда только из-за него! — заявил Уайтмор. — Я распространялся так подробно обо всем с единственной целью — дать тебе понять создавшееся положение с начала до конца. Я сейчас закончу. Расставшись с Брокау, я снова уехал на север, В моем распоряжении были все необходимые средства для того, чтобы подвести честный фундамент под деятельность «Great Northern Company». Я нанял еще двести рыбаков, поставил еще двадцать дополнительных постов, построил дополнительную дамбу на Слепом Индейском озере и приступил к прокладке параллельной узкоколейки. У нас работало уже тридцать лошадей и двадцать собачьих запряжек, которые соединяли Ле-Пас с Пустыней. Казалось, все препятствия на нашем пути сняты, — и вот почему я загорелся прежним энтузиазмом, прежней горячностью. И вот тогда Брокау снова подложил под меня мину.
Он опять сделал небольшую паузу.
— Тотчас же вслед за моим отъездом Брокау написал мне письмо. Судя по некоторым данным, видно было, что он писал его в несколько приемов. В этом письме он уведомлял меня, что открыл заговор против нас и что заговор этот назревает в том самом месте, где сосредоточены наши главные работы. Ясно было, что письмо стоило Брокау больших усилий. Его снова стали преследовать какие-то тайные страхи, на которые он неоднократно намекал мне. По его словам выходило, что какая-то шайка влиятельных банкиров и трестовиков решила атаковать нас из-за угла и окончательно уничтожить. Главные силы были двинуты к нам на север, и им было поручено во что бы то ни стало восстановить против нас коренное население, вызвать всеми мерами беспорядки и недовольство и тем самым вынудить правительство отобрать выданную лицензию. Ведь, в конце концов, только от населения и зависело оставить нас в стране или прогнать. Правительство считалось бы только с волей народа и немедленно вняло бы его голосу.
— Правду сказать, — продолжал рассказчик, — письмо Брокау не произвело на меня особенно большого впечатления. Я был более или менее знаком с туземцами, знал этих индейцев, местных французов и других белых, и был уверен, что подкуп так же неведом им, как Брокау неведомы угрызения совести. Я любил этот народ. Я верил ему и знал, что он обладает чувством чести, о котором не имеют понятия люди, проживающие в городах, где на каждом углу стоит церковь и где слово божье проповедуется днем и ночью на открытых площадях. Я был полон негодования, когда отвечал Брокау и уверял его, что наши «дикари» неспособны за рюмку виски и несколько жалких монет продать свою совесть и пойти на преступление. И тогда…
Он вытер вспотевшее лицо. Складки вокруг рта стали еще глубже.
— И тогда, милый Грегги, случилось следующее. Ровно две недели спустя после получения письма от Брокау сгорели два пакгауза на Слепом Индейском озере. Пакгаузы находились на расстоянии трехсот ярдов один от другого. Никто из нас ни минуты не сомневался в том, что мы имеем дело с поджогом.
Он замолчал, словно поджидая, что Грегсон задаст ему какой-нибудь вопрос, но тот упорно и сосредоточенно молчал.
— Но это было только начало. Три месяца назад! С тех пор какие-то неведомые, таинственные силы поджидали и били нас на каждом шагу. Спустя неделю после первого пожара сгорели драга и маленькая верфь для починки лодок. Эта верфь, построенная близ устья Грей-Ривер, стоила нам очень много денег. Еще через некоторое время «преждевременно» взорвался динамит. Этот взрыв обошелся нам в десять тысяч долларов и в двухнедельную работу пятидесяти человек. Через неделю была размыта дамба на протяжении трех миль. Несчастье следовало за несчастьем. Мы не знали, где скрываются наши враги, и кто они такие. Ясно было одно, — что они детально знакомы с нашими планами и секретами и стараются атаковать нас во всех незащищенных местах. Всего хуже было следующее: несмотря на все мои старания скрыть от посторонних наши грандиозные убытки и такие же страхи, молва о них распространилась на сотни миль в окружности и достигла даже Черчилла. Слухи клонились к тому, что местное население крайне недовольно нами и решило во что бы то ни стало очистить страну от нежелательного пришлого элемента. Две трети моего персонала верили этому. Верил этому и мой помощник, инженер Мак-Дугал, Мало-помалу начались волнения и подозрения среди моих рабочих — индейцев, французов, полукровок… И они росли с каждым днем, с каждым часом. В результате можно было ждать двух вещей: с одной стороны полного нашего разорения, с другой — такого же полного триумфа врагов, которые вели столь бесчестную кампанию. Я понимал, что если так будет продолжаться еще месяц или даже меньше того, то вся страна от Черчилла до Барренов будет залита кровью. Если случится то, чего можно было ждать, то пропадут все труды по постройке государственной железной дороги к Гудзонову заливу. И всем этим мы обязаны…