Северный гамбит
Шрифт:
Водила не придумал ничего лучше, чем врубить фары! Услышал что-то из кузова, принял за команду? Сам нырнуть за мотор не успел, я его достал сквозь стекло. А что у люка творится? Из восьмерых шестеро лежат гарантированно, а вот те двое мне очень не нравятся. Ночь — наш лучший союзник, ну что будет делать обычный солдат этой войны, когда рядом падают товарищи, а откуда угроза, не видно, и приказа офицера нет? Укрыться, изготовиться к бою. Ну а куда стрелять, если цели не видно и даже примерно не понять, откуда прилетело, где враг? Впрочем, если бы кто-то выстрелить и успел, что бы это изменило? Что бы подумал комендант «опорного пункта», услышав не шум боя, а несколько одиночных выстрелов и зная, что там работает «спецназ»? Вряд ли решил, что там нужна помощь, и уж точно не приказал бы стрелять из минометов, не зная, что там произошло. А вот вызвать по рации… Черт, есть она в машине или нет? Хотя если они ждали на своей территории нескольких партизан, оперсвязи у группы захвата могло и не быть, рассчитывали справиться сами.
Ну вот, накаркал. Один из лежащих приподнимается и стреляет, у него винтарь, не МР. Что он увидел, неизвестно, и больше ничего не увидит, потому что по нему кроме меня отработали еще двое. А вот последний ползет, пытаясь удалиться от света фар, в тени между складами вскакивает и бежит — ага, как раз на тройку Рябого! Едва успеваю приказать им этого живым! Через десяток секунд доклад — взяли, чисто. «Валька, контроль, Влад, прикрываешь!»
Вижу, у «Опеля» появляются тени, одна метнулась в кузов, вторая распахивает дверь кабины, выпадает водила. Чисто, и рации нет. Свет вырубите! Фары гаснут, но я в ПНВ вижу, как три тени бегут к валяющимся у люка. Короткая возня, там двое еще живы, добили, все равно «тяжелые», интереса не представляют, даже как «языки». Избавляем тушки от «зольдбухов» и оружия, затаскиваем в ближний склад, закрываем дверь, и Рябой ставит на нее взрывающийся сюрприз. Зачем было стараться? Так стреляли же… А вдруг на шум еще одна группа от фрицев прибежит разбираться, и это будут настоящие егеря-волкодавы. А нам от этого люка отойти нельзя, надеюсь, что не слишком нашумели, чтобы полный переполох. И если фрицевская спецура увидит на земле следы волочения тушек и откроет дверь — уж Рябой постарался, там между складами всё должно вымести как картечью, ну а если ночью никто не придет, так ведь завтра утром пропавшую группу будут искать — и тоже двери откроют. Ну и конечно, тройка Вальки бдит с ПНВ и «винторезами», Рябой держит люк — кстати, не факт, что гости оттуда будут дружественны, если у них кто-то гнилой, то и аковцы могут пожаловать, для которых одинаково, что мы, что немчура. Ну, а я и Влад, отдав свои «винторезы» валькиной группе, поговорим сейчас с пленным — вот интересно, что за персонаж нам попался на этот раз?
Нет, ну что стоило бы немчуре послать своих солдат, было бы тогда на моем боевом счету триста два! Фрицы иные даже уважения заслуживают, как тот горный егерь в Петсамо (враг, но ведь честно служил своему отечеству, странно было бы иное), хотя конечно, убил я его после — без кровожадности, исключительно целесообразность, нельзя таких врагов оставлять живыми. Этот же экземпляр даже не заслуживал, чтобы я его в свой счет занес — всё равно, что раздавленных клопов и тараканов учитывать.
Фамилия — Пыжиков, как у гриновского антигероя (читал у классика «Алых парусов» — что-то там про пошлость и мещанство). Сначала, приняв нас за панов, держался нагло; когда же понял, что мы советские, чуть в штаны не напустил (и его речь из брани и угроз сразу сменилась на размазывание соплей). И такие сейчас в СС служат, надежда и опора фюрера — ты как туда попал, урод?
Да как попал — обыкновенно. Жил в городке Локоть под Брянском такой Степка Пыжиков, работал в каких-то мастерских, беспартийный, не судимый, «как все». Сорок первый, наши отступают, и немцы, заняв территорию, чтобы не отвлекать своих солдат на охрану тыла, учредили там нечто вроде самоуправления (тут больше подошло бы слово из конца века «бантустан») — вы сдаете нам налоги, прежде всего сельхозпродуктами, и обеспечиваете порядок на территории, а мы — пока — не будем вас убивать и грабить. Причем во главе этой «локотской республики» встали бывшие советские же шишки районного масштаба, в том числе и коммунисты — председатель колхоза, предрайисполкома, главбух потребсоюза, и прочая и прочая.
— Все пошли, и я пошел, гражданин начальник. Видели, что за немцем сила — а жить-то надо? А так как без строгости нельзя, да и платили за вооруженную службу больше, то я и пошел… Бандитов всяких ловили, которые по лесам прятались, вместо того чтобы покориться. Хотели, чтобы порядок был, ну и себе обустроиться, конечно. А как ваши наступать начали, мы с немцами ушли — куда нам иначе? А немцы кормить за так не хотят, или за службу, или самих… Но на фронте не были, только бандитов по лесам…
Бандиты — это наши, советские партизаны. Кто ваш фашистский порядок не принял, в леса ушел — и с кем вы воевали, за фрицевские подачки. Ваши наступали, стало быть, ты советских за своих уже не считаешь, вот только и для немецких хозяев вы не ровня, а лишь для грязной работы: «Выбирайте — или карателями, или рабами». Ну а дальше из этой локотской сволоты сформировали то ли дивизию, то ли усиленную бригаду СС, под командой бригаденфюрера Каминского (и какой идиот эту сволочь, арестованную в 1937-м, по амнистии выпустил?), и эта банда в Белоруссии зверствовала так, что чины вермахта брезгливо морщились — мол, ну что вы ждете от славянских дикарей? А затем давила Варшаву, что в нашей истории, что в этой — причем у нас Каминского после судили и расстреляли сами немцы с формулировкой «за излишнюю жестокость», — это как надо было постараться, чтобы в СС решили, что это уже перебор и надо фасад почистить? Ну, а ты сдохнешь здесь и сейчас, жаль, что быстро!
Легко сворачиваю Пыжикову шею — не захотелось даже нож об него марать. А ведь если бы не война, прожил бы ты так советским гражданином, семью бы завел, детей вырастил… и сколько же в тылу осталось таких, которые пока не проявились, маскируясь под порядочных людей, возможно, всю жизнь?
Хотя с другой стороны… Вот я точно в своей постели не помру — по крайней мере, вероятность этого куда меньше, чем у простого рабоче-крестьянина. Так ведь не каждому такое дано — что там Гумилев говорил о пассионарности, как о мерке между «за идею» и «самому обустроиться»? Между теми, кто драться будет за то, что ему дорого, и теми, кто согнется, лишь бы не тронули? Так выходит, что совокупная пассионарность нации есть ценнейший ресурс?
И тут я поверил, что Германию мы сумеем в этой истории и завоевать, и присоединить. Когда пассионарных выбьем и лишь такие в большинстве и останутся. Пусть обустраиваются под нашей властью и делают, что мы укажем. Если у них через шестьдесят лет будет всеобщая толерантность, гей-парады и толпы туркоарабов на улицах, значит, сломалась ваша пассионарность безвозвратно в этой войне, не сумели вы возместить ущерб. Ну, а в этой истории ваши потери побольше, и ведь пассионарии гибнут первыми!
Жаль, что сдох быстро и легко. Поскольку эсэсовец — это сволочь по определению, если только не штандартенфюрер Штирлиц. Кстати, к тому знаменитому сериалу лично у меня отношение двоякое — и снят талантливо, хорош, но именно после него у нас стали считать эсэсовцев людьми, а до того слово «фашист» считалось самым страшным оскорблением, за которое сразу в морду.
А военных сведений от него мы почти не получили, кроме чего-то малого по составу, дислокации и командирам его банды; ну и того, что их послали ловить «коммунистических партизан».
Значит, людовцы? Крайовцев бы никто коммунистами не назвал, ну а против нас сил бы бросили побольше. Хотя наши уже приучили фрицев в Варшаве: соберетесь вместе в большом числе — получаете артналет. Да и повстанцы действуют давно уже не батальонами и ротами, а максимум десятком голов, а часто и того меньше. Интересно, а Коморовский живой еще? Вот бы поймать! И после не к стенке — по большому счету нам он вреда не принес — а самим полякам отдать, чтобы повесили за всю эту авантюру. Или у них и должно быдло бессловесно умирать, когда паны пируют?
И тут настороженным ухом слышу слабый металлический лязг. Кто-то очень осторожно снизу пытается открыть люк. Мы уже готовы, смотрим — если гости недружественные, ведь так просто сначала положить тех, кто вылезет, а затем кинуть вниз гранату — что, не попаду отсюда «лимонкой» в открытый люк?! Не смешите! А если те, кого мы ждем, то после нам по сто грамм поставьте, поскольку фрицы сделали бы с вами то же самое (кто за фюрера воюет, тот для меня фриц, и баста! Но в свой счет этого клопа я всё равно писать не буду).