Северный гамбит
Шрифт:
В наушниках какофония. Бой плавно переместился на противоположный фланг боевого порядка англичан. Что ж, можно уже уходить, двое сбитых — неплохо, и ведомого нет, так что совесть чиста. И тут Хартманн заметил еще одну цель. Две точки, двое британцев (или янки, один черт) были прямо перед ним, чуть выше курсом от него — ну просто идеальная позиция для атаки! Быстрый взгляд по сторонам, никто не помешает, да и не успеют. Ну что ж, бью еще одного, а если повезет, то и двоих — и домой!
Ведомый каким-то чудом успел увернуться, или чисто случайно в этот момент «дал ногу» и скольжением ушел от трассы. Хартманн выскочил вперед и вверх и с переворотом на пикировании атаковал ведущего, в этот раз успешно, «хок» сразу вспыхнул и пошел к земле. А Эрих уже летел вниз, выходя из атаки, зная, что его не догонят, «месс» пикирует лучше, и «киттихоку» его не достать.
Невероятно, но этот чертов янки или британец плотно сел ему на хвост! Хартманн занервничал, мгновение
Хартманн рванул истребитель вверх, пытаясь на «горке» стряхнуть противника, но там, очевидно, сидел мастер, с дьявольской точностью повторяя все эволюции. Странно лишь было, что поначалу он не стрелял, а лишь держался за хвост, как выполняя отработку группового пилотажа. Хартманн заложил глубокий вираж и обернулся — противник был совсем близко, в ракурсе под сорок пять. И тут Эрих почувствовал, как сердце проваливается ему в пятки, а ужас охватывает холодом — на его хвосте висел оживший кошмар из его сна!
Остроносый истребитель с красными звездами на крыльях и в характерном «русском» камуфляже темно-зеленом с черными пятнами (у англичан был более светлый и ближе к цвету морской волны). Рисунок на его борту был виден хуже, но Хартманну показалось, он различил там красную стрелу-молнию, оскаленную морду какого-то зверя, и самое страшное: будто красную сыпь под кабиной — так русские мелкими красными звездочками обозначали число побед, да и раскрашивать свои машины неуставными рисунками — это всегда была привилегия асов, лучших из лучших, никак не рядовых пилотов! Русский ас, мастер воздушного боя, здесь, откуда — о боже, нет, ведь я не умею сражаться в маневренном бою! Отчего же он был ведомым — так, наверное, англичанин знакомил гостя с театром? А в следующий миг Хартманн увидел того, кто сидел в кабине, и это было еще страшнее!
Нет, теоретически Эрих знал, что бывают чернокожие люди. Но так уж вышло, никогда не встречался с ними. И в голову пришла совсем другая мысль — что слышал он и сам, еще на русском фронте, что говорили в экипаже «Цеппелина», что рассказывал ему вчера в кабаке какой-то пехотный гауптман, воевавший с русскими под Петербургом. Русские поставили на службу нечисть, сверхбойцов. Встретив их, нельзя остаться живым. Они обычно приходят ночью, но могут и днем, у них клыки, как у диких зверей, и черные лица. Нет, Хартманн был человеком двадцатого века, технически образованным пилотом истребителя. Но если даже лектор из Аненербе, приезжавший в Брест месяц назад, всерьез говорил об истинно арийских корнях исчезнувших цивилизаций, о затонувших континентах, где жили сверхлюди, могущие летать по воздуху, поражать взглядом, и еще многое другое — и от которых произошли подлинные арийцы, утратившие сверхспособности, смешав свою кровь с низшими расами… И надо же было от нечего делать прочесть купленную в Париже книжонку какого-то Роберта Говарда о Конане из Хайбории — где был изображен мир, до ужаса похожий на то, о чем утверждает Аненербе? А широко известные фото из журнала, который, несмотря на запрет, можно было купить из-под полы даже в Берлине — фюрер жмет руку солдату ваффен СС, низкорослому, щуплому и чернявому, и рядом кадр: двое русских у своего танка, оба двухметровые широкоплечие блондины, а позади поле, заставленное сгоревшим немецким железом, и подпись: «Так может, русские и есть подлинные арийцы, кто сейчас больше непобедим?» И разговоры офицеров бывшей Арктической эскадры, что «мы разбудили демона или арийское божество, решившее вмешаться в войну на стороне русских». И появление у русских столь же одержимых и непобедимых воздушных бойцов, о которых особо оповещают по радио, как, например: «Ахтунг, в воздухе Покрышкин», — чтобы такие охотники, как Хартманн, могли немедленно удирать в безопасное место, молясь не встретить в воздухе одного из таких русских дьяволов.
Всё это пронеслось в мозгу у Эриха в долю секунды. Слухи, бред — но вот же он, на хвосте, русский сверхас, одержимый и непобедимый — и сейчас будет его, Хартманна, убивать! И тут русский начал стрелять, и это было еще страшнее. Очереди сначала в стороне, затем ближе, ближе — он играл с Хартманном, как кошка с пойманной мышью! Нет сомнения, что с такой техникой пилотажа ему ничего не стоило прикончить жертву десятком патронов, но он хотел помучить Эриха, показать, что сопротивление безнадежно, сломить его волю, в точности так, как сам бы Хартманн поступил с противником многократно слабее себя. Ужас стал запредельным, вот трасса прямо над кабиной, сейчас игра будет закончена — о нет! Хартманн представил, как «мессершмит» превращается в факел, в огненный шар, и, как тогда под Орлом, ощутил, что не управляет своим организмом. И как
А после, качаясь на волнах, он испытал дикий восторг, что обманул смерть. Сон не сбылся, и теперь демон, которому он заглянул в глаза, придет к другому. Ну, а он, если еще раз увидит или предчувствует подобное, просто постарается в этот день не летать вовсе, под любым предлогом. Ведь истинный рыцарь Рейха не должен проигрывать никогда!
А Джимми в эти минуты (или чуть позже) чувствовал то же самое, сидя в спасательном отсеке «Каталины». Не зная, сколько раз ему повезло в этом бою — в первый раз, когда он чисто машинально, услышав в наушниках крик «мессеры», дал форсаж; во второй — когда сумел удержаться за Хартманном в первые секунды; в третий — что Хартманну от перегрузки белая звезда на крыле Джимми показалась красной, такой же, как на втором крыле. [16] В четвертый раз Джимми повезло, что немец, запаниковав, выпрыгнул — всего через несколько секунд мотор «киттихока» стал давать перебои, не рассчитанный на работу на форсаже долгое время — лишь тогда Джимми догадался взглянуть на датчик температуры и сбросить газ. Он искренне был уверен, что попал в немца, иначе с чего бы ему прыгать? В пятый раз ему повезло, что мотор всё же продержался какое-то время, и разрисованный «киттихок» упал в море, не долетев до английского берега какие-то полсотни миль. А еще ему повезло не потерять сознание при ударе, и что машина затонула не сразу, и фонарь не заклинило, и резиновая лодка раскрылась. И наконец, повезло, что его заметили с патрульной «Каталины», собирающей подбитых, кто так же, как он, не дотянул до дома.
16
Опознавательные знаки ВВС США — белые звезды в синем круге, с 1940 года рисовались асимметрично, на одном крыле только сверху, на другом только снизу.
— Нигер! — скривился командир экипажа. — Ладно, залезай. Но уж не обижайся, если еще придется садиться за кем-то, тебя попрошу сойти, у меня всё забито, людей некуда брать. Много наших сегодня в море попадало.
Но Джимми знал, что ему повезет. Ведь он победил свой страх, свою смерть? И теперь она придет за кем-то другим, не за Джимми. Он протиснулся на указанное место, ступая по чьим-то ногам, закрыл глаза и уснул спокойным сном уставшего человека.
Над Брестом. Ночь на 10 октября 1943 года
Между обычным (дневным) и ночным истребителем общее лишь название.
Воздушный бой днем похож на фехтовальный поединок. Быстрые резкие маневры на пределе физических возможностей, уход с линии атаки, молниеносный удар, разрыв дистанции и контакта с одним противником — сразу переход на другого. Это «догфайт», «собачья свалка», маневренный бой. В люфтваффе им владели, но не очень любили, предпочитая удар с вертикали, «бум-зум», атака с высоты по обнаруженной (но пока не видящей тебя) цели — и сразу же снова вверх на высоту или отрыв на форсаже. Что часто позволяло нанести противнику безнаказанные потери, но категорически не годилось там, где надо встать насмерть, не пропуская бомбардировщиков к прикрываемому объекту или чужие истребители к своим бомбардировщикам.
Ночной же перехват больше похож на рыбную ловлю. Терпение, внимание, расчет — и резкая подсечка в точно выбранный момент! Если говорить об именно настоящей темной ночи, а не о сумерках, белой ночи севера или свете полной луны, когда цели в воздухе еще можно различить невооруженным глазом на относительно большом расстоянии. Это имеет значение, поскольку тогда на выполнение задания можно послать «дневных» летчиков, темнота же требует особых самолетов и специально подготовленные экипажи.
Пилот и радиометрист «Филина», летящего сейчас над морем северо-восточнее Бреста, были как раз такими, подготовленными. Хейнкель-219 совсем не был похож на истребитель, двухмоторный самолет весом пятнадцать тонн, в полтора раза тяжелее и заметно крупнее, чем стандартный бомбардировщик люфтваффе Юнкерс-88. Но почти вдвое более мощные моторы и «вылизанная» аэродинамика позволяли ночному охотнику разгоняться до скорости истребителя Me-109. А оружием «Филина», в дополнение к шести пушкам, смотрящим вперед, залп которых мог развалить в воздухе «летающую крепость», были бортовой радар и теплопеленгатор, работать с которыми должен был оператор, не занятый управлением самолетом. Стрелка не было, как и кормовой огневой установки — считалось, что в своем воздушном пространстве подобных вражеских охотников быть не может. Зато был радиолокационный ответчик-автомат — чтобы не попасть в прицел другому «Филину».