Северный гамбит
Шрифт:
В наушниках какофония. Бой плавно переместился на противоположный фланг боевого порядка англичан. Что ж, можно уже уходить, двое сбитых — неплохо, и ведомого нет, так что совесть чиста. И тут Хартманн заметил еще одну цель. Две точки, двое британцев (или янки, один черт) были прямо перед ним, чуть выше курсом от него — ну просто идеальная позиция для атаки! Быстрый взгляд по сторонам, никто не помешает, да и не успеют. Ну что ж, бью еще одного, а если повезет, то и двоих — и домой!
Ведомый каким-то чудом успел увернуться, или чисто случайно в этот момент «дал ногу» и скольжением ушел от трассы. Хартманн выскочил вперед и вверх и с переворотом на пикировании атаковал ведущего, в этот раз успешно, «хок» сразу вспыхнул и пошел к земле. А Эрих уже летел вниз, выходя из атаки, зная, что его не догонят, «месс» пикирует лучше, и «киттихоку» его не достать.
Невероятно, но этот чертов янки или британец плотно сел ему на хвост! Хартманн занервничал, мгновение размышляя: сейчас сбросить газ, тогда янки проскочит вперед и окажется точно в прицеле, четвертой победой за этот бой — ну, а если и он успеет сбросить, тогда будет бой на виражах, где еще неясно, кто кого. И противник Эриху не нравился, бить следует того, кто убегает или тебя не видит. Ну, а если он сам гонится за тобой? К тому же в горизонтали «хок» как минимум на равных с «мессом» — нет, не стоит рисковать!
Хартманн рванул истребитель вверх, пытаясь на «горке» стряхнуть противника, но там, очевидно, сидел мастер, с дьявольской точностью повторяя все эволюции. Странно лишь было, что поначалу он не стрелял, а лишь держался за хвост, как выполняя отработку группового пилотажа. Хартманн заложил глубокий вираж и обернулся — противник был совсем близко, в ракурсе под сорок пять. И тут Эрих почувствовал, как сердце проваливается ему в пятки, а ужас охватывает холодом — на его хвосте висел оживший кошмар из его сна!
Остроносый истребитель с красными звездами на крыльях и в характерном «русском» камуфляже темно-зеленом с черными пятнами (у англичан был более светлый и ближе к цвету морской волны). Рисунок на его борту был виден хуже, но Хартманну показалось, он различил там красную стрелу-молнию, оскаленную морду какого-то зверя, и самое страшное: будто красную сыпь под кабиной — так русские мелкими красными звездочками обозначали число побед, да и раскрашивать свои машины неуставными рисунками — это всегда была привилегия асов, лучших из лучших, никак не рядовых пилотов! Русский ас, мастер воздушного боя, здесь, откуда — о боже, нет, ведь я не умею сражаться в маневренном бою! Отчего же он был ведомым — так, наверное, англичанин знакомил гостя с театром? А в следующий миг Хартманн увидел того, кто сидел в кабине, и это было еще страшнее!
Нет, теоретически Эрих знал, что бывают чернокожие люди. Но так уж вышло, никогда не встречался с ними. И в голову пришла совсем другая мысль — что слышал он и сам, еще на русском фронте, что говорили в экипаже «Цеппелина», что рассказывал ему вчера в кабаке какой-то пехотный гауптман, воевавший с русскими под Петербургом. Русские поставили на службу нечисть, сверхбойцов. Встретив их, нельзя остаться живым. Они обычно приходят ночью, но могут и днем, у них клыки, как у диких зверей, и черные лица. Нет, Хартманн был человеком двадцатого века, технически образованным пилотом истребителя. Но если даже лектор из Аненербе, приезжавший в Брест месяц назад, всерьез говорил об истинно арийских корнях исчезнувших цивилизаций, о затонувших континентах, где жили сверхлюди, могущие летать по воздуху, поражать взглядом, и еще многое другое — и от которых произошли подлинные арийцы, утратившие сверхспособности, смешав свою кровь с низшими расами… И надо же было от нечего делать прочесть купленную в Париже книжонку какого-то Роберта Говарда о Конане из Хайбории — где был изображен мир, до ужаса похожий на то, о чем утверждает Аненербе? А широко известные фото из журнала, который, несмотря на запрет, можно было купить из-под полы даже в Берлине — фюрер жмет руку солдату ваффен СС, низкорослому, щуплому и чернявому, и рядом кадр: двое русских у своего танка, оба двухметровые широкоплечие блондины, а позади поле, заставленное сгоревшим немецким железом, и подпись: «Так может, русские и есть подлинные арийцы, кто сейчас больше непобедим?» И разговоры офицеров бывшей Арктической эскадры, что «мы разбудили демона или арийское божество, решившее вмешаться в войну на стороне русских». И появление у русских столь же одержимых и непобедимых воздушных бойцов, о которых особо оповещают по радио, как, например: «Ахтунг, в воздухе Покрышкин», — чтобы такие охотники, как Хартманн, могли немедленно удирать в безопасное место, молясь не встретить в воздухе одного из таких русских дьяволов.
Всё это пронеслось в мозгу у Эриха в долю секунды. Слухи, бред — но вот же он, на хвосте, русский сверхас, одержимый и непобедимый — и сейчас будет его, Хартманна, убивать! И тут русский начал стрелять, и это было еще страшнее. Очереди сначала в стороне, затем ближе, ближе — он играл с Хартманном, как кошка с пойманной мышью! Нет сомнения, что с такой техникой пилотажа ему ничего не стоило прикончить жертву десятком патронов, но он хотел помучить Эриха, показать, что сопротивление безнадежно, сломить его волю, в точности так, как сам бы Хартманн поступил с противником многократно слабее себя. Ужас стал запредельным, вот трасса прямо над кабиной, сейчас игра будет закончена — о нет! Хартманн представил, как «мессершмит» превращается в факел, в огненный шар, и, как тогда под Орлом, ощутил, что не управляет своим организмом. И как тогда, он перевернул самолет на спину, сбрасывая фонарь, и вылетел вниз, едва успев раскрыть парашют. Высота была метров пятьсот. Хорошо, что в комплект палубных истребителей входила надувная лодка — хотя от купания тоже есть польза, касаемо очистки штанов.
А после, качаясь на волнах, он испытал дикий восторг, что обманул смерть. Сон не сбылся, и теперь демон, которому он заглянул в глаза, придет к другому. Ну, а он, если еще раз увидит или предчувствует подобное, просто постарается в этот день не летать вовсе, под любым предлогом. Ведь истинный рыцарь Рейха не должен проигрывать никогда!
А Джимми в эти минуты (или чуть позже) чувствовал то же самое, сидя в спасательном отсеке «Каталины». Не зная, сколько раз ему повезло в этом бою — в первый раз, когда он чисто машинально, услышав в наушниках крик «мессеры», дал форсаж; во второй — когда сумел удержаться за Хартманном в первые секунды; в третий — что Хартманну от перегрузки белая звезда на крыле Джимми показалась красной, такой же, как на втором крыле. [16] В четвертый раз Джимми повезло, что немец, запаниковав, выпрыгнул — всего через несколько секунд мотор «киттихока» стал давать перебои, не рассчитанный на работу на форсаже долгое время — лишь тогда Джимми догадался взглянуть на датчик температуры и сбросить газ. Он искренне был уверен, что попал в немца, иначе с чего бы ему прыгать? В пятый раз ему повезло, что мотор всё же продержался какое-то время, и разрисованный «киттихок» упал в море, не долетев до английского берега какие-то полсотни миль. А еще ему повезло не потерять сознание при ударе, и что машина затонула не сразу, и фонарь не заклинило, и резиновая лодка раскрылась. И наконец, повезло, что его заметили с патрульной «Каталины», собирающей подбитых, кто так же, как он, не дотянул до дома.
16
Опознавательные знаки ВВС США — белые звезды в синем круге, с 1940 года рисовались асимметрично, на одном крыле только сверху, на другом только снизу.
— Нигер! — скривился командир экипажа. — Ладно, залезай. Но уж не обижайся, если еще придется садиться за кем-то, тебя попрошу сойти, у меня всё забито, людей некуда брать. Много наших сегодня в море попадало.
Но Джимми знал, что ему повезет. Ведь он победил свой страх, свою смерть? И теперь она придет за кем-то другим, не за Джимми. Он протиснулся на указанное место, ступая по чьим-то ногам, закрыл глаза и уснул спокойным сном уставшего человека.
Над Брестом. Ночь на 10 октября 1943 года
Между обычным (дневным) и ночным истребителем общее лишь название.
Воздушный бой днем похож на фехтовальный поединок. Быстрые резкие маневры на пределе физических возможностей, уход с линии атаки, молниеносный удар, разрыв дистанции и контакта с одним противником — сразу переход на другого. Это «догфайт», «собачья свалка», маневренный бой. В люфтваффе им владели, но не очень любили, предпочитая удар с вертикали, «бум-зум», атака с высоты по обнаруженной (но пока не видящей тебя) цели — и сразу же снова вверх на высоту или отрыв на форсаже. Что часто позволяло нанести противнику безнаказанные потери, но категорически не годилось там, где надо встать насмерть, не пропуская бомбардировщиков к прикрываемому объекту или чужие истребители к своим бомбардировщикам.
Ночной же перехват больше похож на рыбную ловлю. Терпение, внимание, расчет — и резкая подсечка в точно выбранный момент! Если говорить об именно настоящей темной ночи, а не о сумерках, белой ночи севера или свете полной луны, когда цели в воздухе еще можно различить невооруженным глазом на относительно большом расстоянии. Это имеет значение, поскольку тогда на выполнение задания можно послать «дневных» летчиков, темнота же требует особых самолетов и специально подготовленные экипажи.
Пилот и радиометрист «Филина», летящего сейчас над морем северо-восточнее Бреста, были как раз такими, подготовленными. Хейнкель-219 совсем не был похож на истребитель, двухмоторный самолет весом пятнадцать тонн, в полтора раза тяжелее и заметно крупнее, чем стандартный бомбардировщик люфтваффе Юнкерс-88. Но почти вдвое более мощные моторы и «вылизанная» аэродинамика позволяли ночному охотнику разгоняться до скорости истребителя Me-109. А оружием «Филина», в дополнение к шести пушкам, смотрящим вперед, залп которых мог развалить в воздухе «летающую крепость», были бортовой радар и теплопеленгатор, работать с которыми должен был оператор, не занятый управлением самолетом. Стрелка не было, как и кормовой огневой установки — считалось, что в своем воздушном пространстве подобных вражеских охотников быть не может. Зато был радиолокационный ответчик-автомат — чтобы не попасть в прицел другому «Филину».