Северный гамбит
Шрифт:
— Да, пусть немцы сделают Варшаву из Парижа и всех французских городов! Вот только де Голль, когда я озвучил ему отдельные положения вашего плана, довольно резко заявил, что не хочет быть пушечным мясом за британский интерес по примеру поляков. И очевидно, так думает не он один.
— Уинстон, а зачем нам американский плацдарм в Португалии? Для моего плана он бесполезен — но вот если немцам удастся его ликвидировать? Тогда янки вынуждены поддержать нас во французском вопросе. Если Сопротивление будет накачано оружием и людьми, а в критический момент получит помощь пары воздушно-десантных дивизий.
— Надеюсь, американских? Я не хотел бы, чтобы мне предъявили счет за гибель еще нескольких тысяч наших парней.
— Это было бы идеально, если бы янки сделали за нас всю работу, но… Придется поучаствовать и нам, если не хотим, чтобы судьбу Европы решали единолично Фрэнки и Джо.
— Впечатляет, Бэзил. Вот только не вмешаются ли другие игроки? Предвижу, что русским и янки положение не понравится — ну а если они будут активно против?
— Русские вряд ли. У них после будет долгое и трудное дело — восстановление разоренных территорий. И начинать еще одну войну, с нами и США, это слишком даже для Сталина. Американцев же придется постепенно кормить их же блюдом — как они своей «дружбой» свергли нас с места первой державы с помощью своих денег, кредитов, товаров. Мы дадим им торговые привилегии — а дальше предстоит долгая и трудная работа. Если удастся объединить полмира под Юнион Джеком — тогда и совокупное богатство, и экономический потенциал не уступят американскому ни в чем. Когда же янки это поймут — боюсь, что Третья мировая война будет еще лет через двадцать, уже между нами и США. А русским, как и всяким третьестепенным игрокам вроде Китая, предстоит в ней также играть роль статистов — надеюсь, что на нашей стороне.
— Но позвольте всё же, не то чтобы усомниться, а побыть адвокатом дьявола. Друг мой, а сколько вы кладете шансов из ста на реализацию такой феерической картины?
— В полной мере, вероятность мала. Процента два — три — но всё же больше нуля. Слишком много тут будет зависеть не от нас, а от возможных ошибок других игроков. Но согласитесь, нелишним будет создать ситуацию, когда таковые возможны. И надеюсь, мы сумеем их не упустить.
— Однако же я, как политик, должен принимать реалистичные планы. Что мы можем получить при правильной игре оппонентов?
— Уинстон, я бы дал всё же шестьдесят шансов из ста, что нам удастся укрепиться как минимум на Рейне. И сделать Францию, а скорее всего и Бельгию, Голландию, нашими сферами влияния и рынками сбыта. Заставить французов оплатить наши издержки в войне, если не полностью, то в значительной части. И уже если после той войны проигравшие лишились колоний, перешедших к победителям, отчего сейчас должно быть иначе? Русские в этом точно нам не конкуренты — по причине удаленности и отсутствия у них флота. Янки интересует лишь доступ на рынки — и полагаю, мы можем дать Вашингтону большие гарантии стабильности на тех территориях, чем какие-то дикарские правительства, если таковые и будут созданы? Небольшая проблема в том, что мы, и белая раса вообще, потеряли лицо в глазах населения там — но думаю, армия Британии еще достаточно сильна, чтобы решить этот вопрос в нашу пользу? Так что мы можем еще рассчитывать, с достаточной вероятностью, на Алжир, Марокко, Сахару и Центральную Африку, а также Индокитай и Голландскую Ост-Индию, не говоря уже о Ливии и Эфиопии. Территории, примыкающие к нашим владениям — которые мы реально в состоянии удержать!
— Мы сейчас не можем себе позволить долгую и дорогостоящую колониальную войну. Напомнить вам, во что обошлось Испании усмирение рифов в Марокко? Тем более для нас недопустимы людские потери — электорат не поймет.
— Уинстон, мы же наедине, без журналистов — я, как ваш старый и искренний друг, не в счет. Я хорошо помню ваши слова о применимости в таком случае химического оружия, «даже если Индию после понадобится снова заселять».
— И кто после будет покупать наши товары? Работать на наших плантациях, шахтах и заводах?
— Уинстон, строго по моей теории непрямого воздействия, угроза может быть действеннее применения. Достаточно уничтожить несколько миллионов самых активных смутьянов — и проявить милосердие к уцелевшим, кто поспешит вернуться под руку Империи, осознав пагубность своих заблуждений. Тем более что бунтовщики не покупают наших товаров и не работают на наших плантациях — а население тех стран весьма многочисленно, быстро растет и весьма мало ценит собственную жизнь.
— И Британия станет единственной колониальной державой. Если удастся занять Голландию — помнится мне, голландская казна получала из Ост-Индии больший доход, чем собственно от метрополии.
— Еще, Уинстон, я положил бы процентов пятьдесят из ста, что нам удастся закрепиться в Италии. Поскольку там, согласно переданной мне информации, уже сложился заговор против дуче, в который вовлечены весьма высокие и влиятельные фигуры, как маршал Бадольо и сам король. И лишь страх перед местью немцев удерживает заговорщиков от попытки эти планы реализовать. Но если нашим войскам удастся выйти к альпийским перевалам прежде русских, Италия мгновенно скинет немецкое иго и перейдет на нашу сторону. С Францией, Испанией, африканским берегом — наши позиции в Средиземном море станут как бы не лучше довоенных. Но боюсь, что русские успеют раньше — они уже на Балканах, и уже со дня на день могут выйти к Изонцо своим авангардом. Как только они подтянут достаточно сил — кто-нибудь сомневается в исходе очередной «битвы при Капоретто», что бы там ни вопил Муссолини, взывая к традициям и духу древнего Рима и требуя от героической итальянской армии встать несокрушимой стеной? Остается лишь слабая надежда, что русские прежде Рима решат побывать в Берлине, а вот тогда в игру вступаем мы и спасаем потомков римлян от славянской напасти.
— Пятьдесят — шестьдесят из ста уже можно играть. Бэзил, если ваш план удастся, я не забуду своего обещания. Поставить вашу статую на колонне не меньшей, чем Трафальгарская. И на постаменте будет надпись: «Он спас Британскую империю». Я всего лишь скромный премьер-министр, да и просто неудобно ставить памятник самому себе.
— Теперь что касается русской сверхподлодки. Черт, вот уже воют сирены! Пойдем в убежище, Уинстон, или останемся здесь?
— Конечно, укроемся, Бэзил! Потому что с этой минуты мы не принадлежим себе, а одной лишь Британии! И если случайная бомба всё же попадет сюда — к вам, как и ко мне, отныне больше, чем к адмиралу Джелико применимы слова: «Он мог выиграть или проиграть войну».
В этот же день в Берлине
Давно уже не звучали по радио победные фанфары. Но война казалась еще далекой — и разве Геббельс не обещал, что ни один враг никогда не ступит на немецкую землю? Уже был сожженный Гамбург и разрушенные плотины на Рейне, но англо-американские бомбардировки пока причинили не слишком много вреда. Армия и флот сражались, терпя временные неудачи — но статистика людских потерь Рейха относилась к государственным секретам, и считалось, что эти потери пока не велики.