Северный гамбит
Шрифт:
Геббельс вещал, что победа близка. Что виной всему неисчислимые монгольские орды — ведь как раз с этой зимы, когда был Сталинград, Монголия вошла в состав СССР. Что англичане наняли и вооружили пятнадцать миллионов этих азиатских дикарей вместо полностью уничтоженной Красной Армии, и хотя солдаты фюрера убивают их десятками тысяч, взамен проклятые британцы тотчас же выставляют других. Но когда-нибудь и туземцы закончатся — «и мы с честью выйдем из этого испытания, должного показать право арийской расы править миром».
Кто не был согласен, помня ту, прошлую войну — тот молчал, опасаясь попасть в Дахау, и не на срок, а «до исправления».
Жизнь в целом была терпимой. Несмотря на мобилизацию экономики — «пушки вместо масла» — с лета этого года, в магазинах еще были товары, остатки прежней роскоши от ограбления всей Европы. Те, кто потеряли мужей, отцов, детей, могли бы иметь свое мнение — но что может быть достойнее честной воинской смерти за победу, после которой Рейх будет править миром тысячи лет? Слава героям!
В штабе бывшего кригсмарине (сейчас ваффенмарине СС) однако же царило уныние. Поскольку значительная часть служащих там офицеров были… ну, нет в немецком языке слова «шарашка». В самом начале после ареста опальный гросс-адмирал Дёниц содержался в подвале угрюмого дома на Принц-Альбрехтштрассе — однако быстро выяснилось, что чтобы управлять флотом, нужен не один адмирал, дающий советы номинальному главе ваффенмарине (рейхсфюреру), но и нормально работающий штаб с узлом связи. А так как после прошлогодних поражений кригсмарине гестапо очень активно искало заговорщиков, то в итоге и сам гросс-адмирал, и очень многие из штабных чинов исполняли свои обязанности, формально числясь под следствием и реально находясь под конвоем. И это положение, помимо известных неудобств, влекло еще и весьма печальные перспективы — неизбежное назначение в виновные при следующем разгроме вверенных сил.
— Мне очень жаль, гросс-адмирал. Но вы понимаете, у меня нет другого выхода?
— Я уже привык, рейхсфюрер. Находиться в ожидании, когда будет вот-вот оглашен приговор.
— У вас есть просьбы, пожелания?
— Только одна, рейхсфюрер. По возможности, не трогайте моих «мальчиков», которых я растил, учил и берег. Они не виноваты, что враг оказался сильнее.
— В чем не виноваты? В предательстве, переходе на сторону русских U-1506? Субмарины нового типа, должного стать надеждой Рейха в войне на море?
— Вина экипажа U-1506 не доказана.
— Гросс-адмирал, если я не моряк, то это не значит, что я ничего не смыслю в морском деле. Без помощи кого-то из экипажа, русские никак не могли бы увести лодку. Даже если в их команде были опытные подводники, они не знакомы с именно этим типом субмарин.
— Рейхсфюрер, я уже ничего не боюсь, потому позвольте мне сказать… Мы честные солдаты Германии, исправно исполняем свой долг. Но представьте, что вас и меня схватят русские. И не расстреляют, а потребуют служить им. Что тогда выбрать — умереть за свою страну и идею, или решить, что жизнь не кончается? Человек — это такое существо, что стремится обустроиться удобнее, где угодно.
— Мне, гросс-адмирал, такого не предложат. Расстреляют однозначно. Вы хотите сказать, что пропавшие без вести члены экипажа U-1506 действовали по принуждению? Но даже это не извиняет их! За такой поступок положен расстрел им, если попадут к нам обратно, и концлагерь всем членам семей.
— Странно, что никто у нас не задумался, кем конкретно были те русские, напавшие на нашу базу в Нарвике.
— Что вы хотите сказать?
— Сидя в камере в ожидании приговора, я имел достаточно времени для анализа. Чтобы не думать об ином. Помните, про русских «оборотней с волчьими глазами, которых нельзя увидеть и остаться в живых»? Считаю их без всякой мистики не более чем разведчиками-диверсантами с подготовкой, значительно превосходящей даже русский осназ. И еще. Отчего-то никто не обратил внимания на один факт. Там, где появлялись оборотни, всегда была вода. Больше того, в наиболее известных случаях они появлялись именно оттуда — Нева, Днепр, Висла, теперь и Нарвик. Зная, с каким ужасом рассказывают о них даже бывалые солдаты-фронтовики, как вы думаете, велики ли были шансы у экипажа U-1506 и персонала базы? Особенно при внезапном нападении. Легко ли отказать этим русским ночным дьяволам, когда они очень настойчиво просят?
— И кем же вы считаете этих…
— Я материалист, рейхсфюрер. Всего лишь людьми с той самой «большой русской подлодки». Аналогом нашего создающегося «подразделения К», только уже сработанным и гораздо более эффективным.
— А саму лодку?
— Они пришли издалека. Только это может объяснить, зачем русские, имея столь совершенное оружие, охотятся за нашими секретами. Сначала наши торпеды — кстати, интересно, русского шпиона в торпедном управлении так и не нашли? Теперь субмарина нового проекта.
— Откуда?
— Рейхсфюрер, у меня есть версия, но она абсолютно безумная. И у меня нет никаких доказательств. Наш общий знакомый Рудински, допрашивая меня, как-то произнес слова, натолкнувшие на мысль.
— Ну и?
— Обещаю, что расскажу вам всё, когда нас минует эта гроза.
— Гросс-адмирал, если фюрер потребует крови, я должен буду раскрыть заговор! И предъявить виновных.
— А отчего среди них обязательно должен быть я? Согласитесь, что к случившемуся в Нарвике я никак не могу иметь непосредственного отношения! Зато герр Кумметц имел несчастье не только быть ко всему причастным, но и сдаться русским, предательски приказав капитулировать гарнизону.
— А если я отдам вас костоломам?
— Тогда вам придется выслушать всего лишь еще один безумный бред. Тем более я сам не уверен в своей гипотезе. Она, хотя и объясняет многие факты, имеет один непонятный для меня аспект, это не считая своей основы. И я много бы отдал, чтобы быть уверенным в своей неправоте — потому что если это все-таки есть, то оно страшнее, чем «арийский бог». И главное, я пока совершенно не представляю, как мы можем это использовать. Вернее, исправить уже случившееся. Мне нужно еще подумать, возможно, вместе с Рудински, он всё же великолепный аналитик.
— Что ж, поверю вам, гросс-адмирал. И сделаю, что смогу — но вы ведь знаете, что фюрер иногда бывает непредсказуем…
Лазарев Михаил Петрович. Северодвинск. 14 ноября 1943 года
Атомарина возвращается домой из боевого похода.
Официально наш поход уже завершен, когда я на пирсе в Полярном рапортовал самому командующему СФ адмиралу Головко:
— Боевое задание выполнено, потоплены три немецких подлодки.