Сеятель бурь

Свержин Владимир Игоревич

Болтовня лихого капитана не требовала ответа и в общем-то звучала своеобразным гимном революционной эпохе, тем блаженным и жутким временам, когда сегодняшний висельник завтра мог стать обвинителем и судьей, а проснувшийся в канаве имел шанс уснуть на атласных простынях. На смену поколению, расправившему крылья, всегда приходит иное, стремящееся запереть в надежные клетки вчерашних орлов, львов и барсов. Можно было не сомневаться, что продлись карьера этого бравого офицера еще несколько лет, и Тулуза бы уже гордилась славным генералом Буланже, возможно, бароном, а

то и графом Империи. Но кто знает, какая шальная пуля ставит точку в карьере самых отважных рубак!

Раздумывая о бренности жизни и неверности жребия, я молча кивал, слушая речи офицера, когда вспышка ружейного залпа безжалостно поставила точку в нашей довольно односторонней беседе. Точка была красная и расползалась кровавым пятном по лбу ехавшего рядом с капитаном егеря. Вслед за первым захлопали новые выстрелы, заставляя всадников разворачиваться в цепь, стараясь маневрировать, чтобы затруднить прицеливание неведомых стрелков.

– А вот, кажется, и люди Елипали, – пробормотал молчавший всю дорогу Лис. – А я уж было заскучал!

Засада была устроена на славу. На исходе первой минуты обстрела трое конных егерей уже лежали в снегу, не проявляя каких-либо признаков жизни, еще двое были ранены. Но, должно быть, не звался бы Огюст Буланже Гетайром Доблести, когда б спасовал перед банальной западней. Рассыпавшееся по снежной целине его небольшое войско представляло слишком хорошую мишень, чтобы продолжать удерживать эту нелепую позицию. Вздыбив храпящего андалузца, шевалье выхватил из ольстриди пистолет и, пригнувшись к холке, помчал вперед по дороге:

– За мной, храбрецы! Дюбуа, Масне, Вильер – спрячьтесь за санями! Стреляйте по всему, что будет двигаться среди тех камней!

Конные егеря – отменные стрелки. Это обязательное условие вступления в полк. Когда же наш экипаж внезапно превратился в импровизированную баррикаду, я вдруг с ужасом понял, что ежели, скажем, Палиоли не слишком четко объяснил задачу своим людям или же мы вовсе попали не в ту засаду, то в ходе завязавшейся перестрелки нас с Лисом прикончат, как говорится, в силу сложившихся обстоятельств.

– Сергей, – прохрипел я, – быстро выкатываемся – и под сани.

Валяться в снегу, даже укутанным в медвежьи шкуры, – занятие не из приятных, особенно когда над головой свистят пули, а ты лежишь со связанными руками и ничего не можешь предпринять. Когда же к выстрелам примешивается звон клинков, то понимаешь, что дело и вовсе принимает оборот нежелательный, поскольку одно дело – обстрел колонны из укрытия, и совсем другое – стычка на дороге. В конце концов, кругом война, и французский отряд движется по – уж не знаю, занятой или нет, – австрийской территории, а коли так, то вполне возможно, что перед нами, вернее – над нами, какая-то регулярная часть, выследившая передвижение вражеского разъезда.

Даже предположив, что нас с Лисом сейчас освободят бравые австрияки и вернут в расположение доблестных богемских стрелков, радоваться почему-то не хотелось. Представляю себе вытянутые лица однополчан при появлении нашего сиятельства. Точно желая дать мне пищу для новых размышлений,

в сани рухнуло тело. Рука неизвестного свесилась, и зажатый в ней клинок очутился прямо у меня перед глазами.

– В круге лошадь, над ней корона, – прошептал я, разглядывая клеймо на пяте клинка. – Брауншвейг. Эти-то откуда здесь взялись?!

Пальцы раненого кавалериста разжались, затем конвульсивно задергались. Его оружие выпало, утонув рукояткой в рыхлом снегу.

– Лис, – встрепенулся я, – я сейчас попробую ухватить саблю, а ты пристройся и перепили себе путы.

– Идет, – коротко выдохнул Сергей, стуча зубами от холода.

Захватить лежащий в снегу клинок оказалось делом непростым. Во-первых, то и дело возле саней появлялись чьи-то ноги, но что хуже всего – некоторые из них были снабжены копытами. С третьей попытки я перекатился и, захватив коленями клинок, с максимально возможной скоростью вернулся в начальную позицию. Насколько я успел заметить, бой не утихал. Должно быть, сбив притаившихся за утесом стрелков, капитан Буланже вернулся к пленникам и сейчас во всю прыть орудовал саблей, обороняясь и атакуя каких-то всадников в черных, расшитых серебряным шнуром венгерках.

– Ну что, есть? – с надеждой спросил Сергей.

– Есть! – резко выдохнул я. – Давай режь.

Лис повернулся ко мне спиной, пристраивая стягивавшую запястья веревку на сабельном лезвии.

– Ну, давай рвись, черт бы тебя побрал! – бормотал он, пытаясь рассечь путы. – Рвись, кому говорю! О, кажется, пошло.

Над нашими головами послышался отчетливый грохот. Должно быть, кто-то соскочил из седла в сани. Затем к импровизированному укрытию стремительно начали приближаться высокие сапоги со шпорами. Не дойдя до саней полушага, они остановились, принимая широкую фехтовальную стойку. Вновь послышался скрежет клинка о клинок, сапоги дрогнули, и вслед за тем возле превращенного в полевое укрепление экипажа рухнуло тело, рассеченное от плеча до пояса.

– Господи, как я этого не люблю, – прошептал я, закрывая глаза.

Кровь заливала снег ярко-алой кляксой, мгновенно впитываясь и темнея.

– А ты не туда смотри, – жестко процедил Лис, освобождая мои руки. – Глянь, вон за голенищами стволы торчат бесхозные. Нам эти волыны сейчас в самый раз будут.

Сергей был прав: как бы ни складывалось сражение над нашими головами, как бы ни шатало нас при ходьбе, повороты судьбы стоило встречать как подобает настоящему офицеру – во всеоружии.

Манера кавалеристов носить дополнительные пистоли таким странным, на первый взгляд, образом не предусмотрена ни одним уставом. Однако, находясь в седле, выдернуть оружие из сапога можно одним жестом, перезаряжать же на скаку штатные пистолеты – занятие на любителя, а в бою, где каждая секунда на счету, подобное любительство может стоить жизни. Чуть больше полувека спустя эта манера сошла на нет, вытесненная многозарядными револьверами Кольта и Смит-Вессона. Пока же, на наше счастье, полковник Кольт не уравнял людей между собой, и бесхозное оружие немедленно перекочевало в наши руки.