Сеятель бурь
Шрифт:
– А тех, кто сейчас в гостях у шлюх, ты в расчет не берешь?
– Ага, как же, станут они без панталон по морозу сюда ломиться! – скептически хмыкнул Лис. – Это ж тогда будет их последний визит!
– При помощи штыков можно оторвать доски на окнах. Это будет тише, – вклинился Конрад.
– Неплохая мысль, – кивнул я.
– Ладно, переодеваемся, – вытряхивая ближайшего поверженного француза из мундира, скорбно проговорил Сергей. – Кого только набирают в этот семидесятый линейный полк? Тут самый высокий пациент на полголовы ниже меня. – Мой друг с укором
– Ладно, не суетись, – успокоил его я, – все равно в штиблетах не видно.
– Кому не видно, а кому ноги мерзнут, – резонно заметил Лис. – Поверь мне, пока до своих до шкандыбаем, синий цвет мундиров будет очень гармонировать с нашими физиономиями.
В словах Лиса была немалая доля истины, но выбора не было. Переодевание не заняло много времени.
Когда гвозди, которыми были приколочены набухшие от сырости доски, начали медленно поддаваться, и просвет между ними и подоконником стал достаточным, чтобы просунуть ружейные приклады, со стороны двери послышался шум отпираемого засова.
– Тушите свечи, – скомандовал я, занимая место у прохода.
Засов с лязгом вышел из петель, и в образовавшуюся щель показалось затянутое пеленой низких туч небо, в котором, точно смутные воспоминания о полнолунных майских ночах, желтело грязное ночное светило.
– Что здесь за темень? – раздался с крыльца недовольный голос капрала. – Эй, Анри, Антуан, где вы?
– Темень – оттого что ночь, – деланно зевая, проговорил Лис, старательно копируя лангедокский акцент одного из солдат. – А ночью положено спать.
– Что-о-о?! – Возмущенный младший командир, забыв об осторожности, шагнул прямо мне в руки.
– Господин аджюдан! – попытался было завопить он, но абсолютно безрезультатно. Два штыка уперлись в грудь следовавшего за начальником гауптвахты офицера, призывая того не издавать лишних звуков.
– Ба! – Худое лицо бравого секретаря расплылось в недоброй улыбке, лишь только вновь зажженные свечи выхватили из тьмы лицо нового гостя. – Да никак это накрашенный адъютантик маршала Дезе. Шо, петух версальский, тебя тоже арестовали? Небось за отцом-командиром в щелочку подглядывал, когда он с женой тактические задачи решал.
– Маршал послал меня за вами, – стараясь держаться с гордой самоуверенностью, кратко сообщил побледневший хлыщ.
– А шо, он уже сам не справляется? – не унимался Сергей. – Ну, извини, помогли бы, конечно, но у нас другие планы.
– Господин адъютант, – перебил я друга, – окажите любезность следовать с нами, и я обещаю сохранить вам жизнь. И прошу вас, не делайте лишних движений. Наша смерть вам ничего не даст, ваша же собственная отберет все.
– Куда вы намерены идти? – едва расцепляя зубы, поинтересовался молодой офицер.
– Что за странный вопрос? – широко усмехнулся я. – Куда должен стремиться всякий уважающий себя офицер армии базилевса перед боем? Конечно же, навстречу опасности, поближе к врагу, к передовым постам авангардного охранения. Ступайте вперед, мсье, и помните, что мы неуклонно следуем за вами.
Обещанный майором
– Кто идет? – окликнули нас у авангардных постов, где, засев за плетеными турами, ждали утра фланкеры легкой пехоты.
– Отвечайте. – Я наклонился к уху пленника. – Вы что же, не слышите, люди ждут.
– Адъютант маршала Дезе, – нехотя отозвался черноусый красавчик.
– Пароль!
– Луара, – ощущая спиной дуло направленного пистолета, выкрикнул адъютант.
– Не забудьте спросить отзыв, – посоветовал я.
– Гаронна, – бойко отрапортовал невидимый в темноте часовой. – А с вами кто?
– Майор Дюфорж, третьего линейного полка, с охраной, – не заставляя себя упрашивать, представился я. – Проводим рекогносцировку! А скажите, почтеннейший господин адъютант, вот тот ручей, который делит долину пополам, не станет ли он, по мнению его сиятельства, помехой для продвижения наших колонн? Если тяжелая кавалерия решит пересечь его на полном скаку, тонкий лед не выдержит. Я вам больше доложу, – продвигаясь все ближе к рогаткам передового охранения, внушал я, жестикулируя свободной рукой. – Если в этом месте кирасиры замешкаются хотя бы на минуту, они станут отличной мишенью для русских, да и вражеские стрелки, стоит им чуть выдвинуться, тремя-четырьмя залпами могут завалить весь берег трупами, превратив его в своеобразную баррикаду.
Адъютант хмуро поглядел в мою сторону.
– Отвечайте, черт бы вас побрал! – прошипел я.
– Что же вы предлагаете? – вяло отозвался наш проводник.
– Конечно, не мое дело советовать маршалу Франции, но я бы счел разумным, пользуясь благоприятными для нас погодными условиями, ложно продемонстрировать активность наших войск. Когда же первые линии поравняются с берегом ручья и враг начнет беспорядочно палить, силясь поразить скрытую туманом мишень, начать трубить отступление, стараясь видимостью паники выманить противника с удобных позиций и заставить его самого форсировать эту предательскую речушку.
– Вот как? – кажется, искренне заинтересованный моими выкладками поглядел на меня француз. – Однако местные жители утверждают, что за неделю морозов Гольдбах промерз до дна.
– Может быть, – согласился я. – Но последние два дня заметная оттепель. Поверьте моему опыту, нет хуже дела, чем бултыхаться в ледяной каше.
– Вы правы, майор, – включаясь в игру, подтвердил молодой офицер. – Но если вот оттуда… – Он поднял руку вверх, указывая на какую-то возвышенность на том краю долины, и, резко оттолкнув меня, бросился наутек. – Стреляйте, стреляйте! – вопил он, петляя и шарахаясь из стороны в сторону. – Это перебежчики, это шпионы!