Сеятель бурь
Шрифт:
Воистину мужество россиян не имело равных. Выйдя живьем из неистовой сечи, быть может, вырвав победу у противника, беззаботно распинаться о милой шутке, произнесенной любимым генералом, вероятно, в один из самых критических моментов сражения, – здесь нужна не заурядная отвага, а то, чему и названия, по сути, нет – огромная любовь к жизни и готовность умереть за нее в любой момент.
В австрийском лагере нас приняли не то чтобы с распростертыми объятиями и строем роты почетного караула, но и без особого удивления, благо кое-кого из господ, ныне блистающих крестами и звездами при штабе императорского
Выслушав доклад адъютанта о наших злоключениях, военачальник оторвал взгляд от многочисленных бумаг, устилавших стол перед ним, и задумчиво смерил нас взглядом:
– Да-да, припоминаю, мне рекомендовали вас как дельного офицера, к тому же весьма сведущего в русском языке. Вы что же, полковник, действительно безукоризненно говорите по-русски?
Я едва сдержал улыбку. Система «Мастерлинг» позволяла мне безукоризненно говорить на любом из существующих языков.
– О да, ваше высокопревосходительство. Насколько это возможно для иностранца, – поскромничал я.
– Что ж, замечательно. Императору необходим человек ваших знаний и положения в ставке русских. К тому же, граф, как мне доложили, нынче вы спасли российский штандарт.
– Я был не один, – честно сознался я.
– Ах, полно! Один, не один. Этот факт будет говорить в вашу пользу. Но объясните мне, как вы, храбрый боевой офицер, умудрились попасть в лапы каких-то мятежников? И не где-нибудь, а вблизи столицы!
– Была метель, – со вздохом начал я, подпуская драматизма в голос, – мы сбились с пути и попросили ночлега в каком-то забытом Богом замке. На беду, его обитатели оказались злокозненными мятежниками, именующими себя иллюминатами. Перевес в силах на стороне врага был чересчур очевиден.
– Иллюминаты? – Колоредо поглядел на нас исподлобья. – Никогда прежде не слышал! Ладно, ступайте в канцелярию, я распоряжусь, чтобы вам составили новые верительные письма. И помните, господин полковник, император и Австрия надеются на вас.
Я вытянулся во фрунт, как подобает ревностному служаке.
– Да переоденьтесь! Негоже разгуливать по нашим позициям во вражеской форме, а то еще подстрелят, не разобравшись.
– Ну что ж, обошлось, – приветствовал меня Лис, когда я покинул фронтовые апартаменты фельдмаршала.
– Да, – кивнул я. – Нас отправляют для связи в русский лагерь. Как это у нас называется, военным атташе.
– Зашибись! – Лис вскинул большой палец. – С таким раскладом можно играть. Все на халяву, главная задача – ходить в мундире и держать пальцы веером.
– Другой бы спорил, – усмехнулся я. – Сейчас в канцелярию за бумагами, а потом, как говорится, к новому месту службы.
– Стой! – Лис неожиданно схватил меня за руку.
– Что еще такое? – Я удивленно поглядел на друга.
– Там… я его отчетливо видел. – Лицо Сергея казалось бледным, точно перед ним вдруг
– Кого ты там видел?
– Там был Протвиц… Клянусь тебе, минуту назад там была эта гнусная полицейская ищейка Протвиц! Он поглядел на нас и свернул за шатры!
Мы ускорили шаг, надеясь догнать таксоида, но в толпе солдат, радующихся, что жизнь продолжается и сегодняшние могилы вырыты не для них, это нам не удалось.
– Вальтер, что хочешь думай, – не унимался Лис, – но это точно был он!
– Я не спорю, – мои плечи удивленно поднялись, – хотя что бы ему здесь делать?
– Ты не понимаешь, он идет по следу, – нервничал Лис. – И он от нас не отстанет!
– Сергей, – я остановился, – мне все же хочется надеяться, что ты заблуждаешься. Вероятно…
Пистолетный выстрел, раздавшийся где-то совсем неподалеку, смешался с многочисленными разномастными шумами военного лагеря и не привлек ничьего внимания, кроме, пожалуй, нашего. Да и мы бы не озаботились им, когда б прошедшая в дюйме от моей головы пуля не застряла в шесте, поддерживающем одну из палаток.
– А это, к бабке не ходить, – настороженно озираясь в поисках неведомого стрелка, процедил Лис, – был случайный выстрел.
Тяжелый день, который должен был запомниться потомкам как битва при Сокольнице, подходил к концу, Передовые части русских заняли высящийся по ту сторону равнины замок – над ним, хлопая на ветру, развевалось полотнище российского императорского флага. В сумерках уже терялась его черная полоса, но желтая и белая все еще были видны. Исполнительные интенданты помогли мне принять вид, приличествующий полковнику, хотя мундир с чужого плеча не совсем вязался с высокой миссией, возлагаемой на меня австрийским гофкригсратом. Но так как отыскать в округе умелого портного было делом нереальным, оставив экипировку до лучших времен, мы с Лисом отправились в русский лагерь.
Дорога к шатру Наполеона, куда мы были приглашены на ужин, шла по ухабистым склонам, изрытым оспинами воронок. Подтаявший задень снег, измятый тысячами сапог и лошадиных копыт, к ночи подмерз, делая восхождение почти невозможным. Ругаясь себе под нос, скользя на каждом шагу, мы пробирались на «званый вечер», когда за спиною послышался звук взводимых курков и короткий окрик «Стойте!».
– Ну вот, – пробормотал Лис, нащупывая под полою выданной интендантами венгерки небольшой жилетный пистолет, – опять немецко-фашистские оккупанты!
Неизвестный действительно кричал по-немецки, что, впрочем, было в порядке вещей в трех шагах от австрийского лагеря.
– Ну, это, Капитан, — отчетливо послышалось у меня в голове, – на счет «три» резко уходим влево-вправо и стреляем в развороте?
– Стойте, не делайте глупостей, – между тем продолжил неизвестный, – одно ваше неловкое движение – и вы будете убиты, что среди общего количества трупов не вызовет особого интереса. Слушайте меня внимательно и запоминайте, поскольку то, что я вам скажу, два раза не повторяют. Вы, граф Турн, и вы, господин Лис, волею случая узнали слишком много о людях, о которых не должны были знать ничего. Теперь у вас есть выбор: либо присоединиться к ним, либо присоединиться к тем, кто сегодня не вышел живым из битвы.