Сезон долгов
Шрифт:
Легко было предположить, что это не случайное совпадение, что некто, следивший за особняком на углу Староконюшенного и Мертвого, дождался, пока мадам Покотилова перешагнет порог дома, и тут же протелефонировал в полицейский участок, передав паническое сообщение о стрельбе в купеческом гнездышке, чтобы слуги закона поторопились. Но звонивший так и не был найден. Да его по-настоящему и не искали, даже тех соседей Покотиловых, кто имел в доме телефонные аппараты, опросить не соизволили...
И таких примеров в деле об убийстве Никиты Покотилова было во множестве. Колычев, успевший исписать чуть ли не половину блокнота, только тяжело
Аристарх Гаврилович уже с полгода как вышел в отставку, прикупил каменный домик в провинции и теперь увлекся на досуге разведением курочек... С него, право, нелегко спросить за проявленную некомпетентность. И все же странно, что старый судебный следователь, обычно столь педантичный, вдруг так вольно отнесся к расследованию убийства... Помнится, он все канючил, что присмотрел себе славный домик с садиком в Воронеже, но не хватает ему трех тысяч рублей, чтобы оформить покупку и уйти на покой. Придется, дескать, тянуть служебную лямку еще Бог знает сколько, пока нужная сумма не соберется. А ведь домик ждать не будет, уплывет в чужие руки, людей с бешеными деньгами теперь развелось несчитано-немерено, и на такой хорошенький домик каждый позарится. Как ни странно, через пару месяцев после суда над Покотиловой деньги на дом у Аристарха Гавриловича нашлись... Откуда ни возьмись, что называется.
Конечно, особых оснований заподозрить следователя во взяточничестве пока нет, но пища для раздумий на эту тему явно имеется.
Удивлял и внезапный недуг, сразивший на время судебного процесса несчастного адвоката, вынужденного подключить к делу своего неопытного помощника, проигравшего суд. Колычев хорошо знал эту старую лису, присяжного поверенного Бреве, пару раз им даже доводилось сталкиваться друг с другом, представляя интересы противоположных сторон по гражданским делам. Слабым здоровьем Бреве не отличался, и мысль, что роковая болезнь носила «дипломатический» характер, невольно напрашивалась сама собой.
«Ну что ж, побеседую с господином Бреве, – решил Колычев. – Конечно, мало надежды, что он вдруг захочет покаяться и расскажет мне все как на духу. Но мне для начала и одно случайно оброненное словцо сгодится».
Колычев поколебался, раздумывая, какой путь к господину Бреве выбрать – нанести ли ему визит и побеседовать в непринужденной домашней обстановке, прийти ли на прием в адвокатскую контору или поискать случайной встречи.
Учитывая, что Анастасия как беглая каторжанка находилась в полицейском розыске, следовало быть особенно осторожным. Заподозрив, что Покотилова объявилась в Москве и попросила помощи у адвоката Колычева, Бреве может навести на ее след полицию, особенно если у него самого рыльце в пушку... Пожалуй, случайная встреча будет предпочтительнее, да и пару вопросов о деле Покотиловой можно задать между делом, не вызывая особых подозрений.
Наведя кое-какие справки в коллегии, Колычев узнал, что сегодня в гражданском отделении суда будет слушаться дело о разделе наследственного имущества и интересы истца представляет как раз господин Бреве. Коллеги адвоката азартно ожидали исхода процесса – хотя у истца не было никаких особенных оснований отщипнуть кусок от чужого наследственного пирога, но раз уж за дело взялся сам Бреве, то законных наследников без сомнения ожидали различные мало приятные сюрпризы.
Дмитрий отправился в Окружной суд, где «устроил засаду» на Бреве. Судебный
Наконец двери распахнулись, и из зала повалила толпа возбужденных зрителей, обменивавшихся на ходу громкими комментариями к увиденному, потом вышли ошарашенные неожиданным судебным решением ответчики, их адвокат, напоминавший виноватую собаку, сияющий истец и адвокат Бреве с потным радостным лицом. Пиджак его был расстегнут и пластрон модного дорогого жилета, украшенного золотой цепочкой с брелоками, представал на всеобщее обозрение. Бреве шел гордой походкой театрального бенефицианта, и каждое его движение словно бы говорило: «Не надо оваций! Цену себе я знаю и без того...»
– Иннокентий Рудольфович! – окликнул его Колычев. – Добрый день! Вас можно поздравить с победой?
– Здравствуйте, коллега. – Бреве вытащил из кармана белоснежный платок и промокнул им лицо. – М-да, можно поздравить, можно! Победа заслуженная, но тяжелая, пришлось-таки попотеть... Рад видеть вас, Дмитрий Степанович! Вы мне, батенька, как раз чертовски нужны! («Как удивительно – и вы мне тоже!» – хмыкнул про себя Колычев.) Одну минуту, голубчик...
Бреве снисходительно принял выражение благодарности со стороны своего клиента, который долго тряс его руку и говорил проникновенные слова. Освободившись от осчастливленного истца, Бреве вновь повернулся к Колычеву и подхватил его под руку.
– Я, голубчик Дмитрий Степанович, намеревался нанести вам визит, чтобы поговорить о деле скопцов. Вы, конечно, помните обстоятельства...
Сердце Дмитрия невольно ёкнуло – вот был бы номер, если бы Бреве заявился с визитом к нему домой на Остоженку и обнаружил там свою бывшую клиентку Покотилову, успевшую удрать с каторги! Надо быть осторожнее – при плохом обороте дел укрывательство беглой преступницы может стоить Колычеву адвокатской практики.
– Но раз уж мы с вами столкнулись здесь, в суде, я вижу в этом перст судьбы. Не соблаговолите ли отобедать вместе со мной, Дмитрий Степанович? И выигранное дело обмоем и обо всем прочем переговорим. Не заставляйте меня праздновать в одиночестве!
– Извольте, Иннокентий Рудольфович, почту за честь составить вам компанию.
– Так вперед, дорогой коллега, к Тестову!
В трактире Тестова, подняв пару рюмок за выигрыш последнего дела в суде и вообще за удачу в делах, Бреве приступил к расспросам о нашумевшем процессе, в котором Колычев принимал участие в качестве защитника, – недавно выяснилось, что один из клиентов Иннокентия Рудольфовича был связан с обвиняемыми, и теперь Бреве собирал по возможности полную информацию обо всех интересных для него фактах.
Колычев терпеливо отвечал на вопросы коллеги, не забывая попутно провозглашать тосты и ожидая, когда благодаря выпитому язык Бреве развяжется.
– Ваше здоровье, Дмитрий Степанович, – чокнулся с Колычевым захмелевший Бреве. – Эх, голубчик, все-таки вы – прирожденный следователь, есть в вас этакая бескомпромиссность. Удивительно, что вы с вашим характером оставили поприще следственной деятельности и примкнули к нашему брату, присяжным поверенным. Мы ведь все, как ужи, вертимся, извиваемся, в узкую щелочку пронырнуть норовим, а у вас, батенька, не взыщите, но этой змеиной повадки нет.