Сезон охоты на мужей
Шрифт:
– Трубу сейчас ребята поправляют. А была покосившаяся.
Старушка побледнела.
– Мой это дом.
– Ну все, Меланья, похоже, пришел твой черед.
Вторая бабулька не скрывала своего удовольствия, что помирать придется все же не ей, а по-друге.
– Да и то сказать, зажилась ты на этом свете. Который тебе годок-то? Сама, небось, не помнишь. Ну, да бог с тобой. Прощаться будем. Если в чем виновата пред тобой, сердца на меня не держи.
– Встретимся, Матрена.
– Так-то оно так, а все-таки я не спешу.
Бабулька
И Катя воскликнула, чтобы разрядить обстановку:
– Бабушки, что вы такое говорите! Совсем не обязательно, чтобы кто-то из вас помер.
– Только больше-то никого в деревне не осталось в живых, – тоскливо возразила Меланья. – А Игнатий в мой дом зашел. Знать, мой черед и пришел.
– Будет вам!
– Нет, помру я. Чувствую, что помру.
– Не будет этого! – твердо произнесла Катя.
– А ты почем знаешь?
– Я с вами останусь! И ничего с вами не случится.
Меланья взглянула на нее внимательно.
– Впрямь останешься? На всю ночь?
– Да! До утра просижу. Глаз не сомкну.
– А коли смерть моя придет?
– Если кто сунется, я его топором!
Вторая старушка захихикала:
– Смерть топором не проводишь.
А вот ее подруге, которая собралась помирать, предложение Катюши пришлось по нраву.
– А что? И впрямь ночуй у меня, – предложила она. – Пельменей налепим, рюмочку выпьем, на сытый желудок да навеселе и в дальний путь отправляться легче.
– Ладно, ночуй с ней, – неожиданно согласилась и вторая старушка. – Будет, кому глаза закрыть.
Старухи обнялись, расцеловались и перекрестили друг друга.
– Прощай, Меланьюшка.
– Прощай, Матронушка.
– Свидимся?
– Свидимся.
– Бог с тобой.
– И с тобой.
Дома у второй старушки оказалось уже прибрано, все блестело и сверкало чистотой. Печь затоплена. Вода принесена. Старенькие занавески заботливо постираны и выглажены. Вдобавок пол был натерт мастикой на воске, от которой по всему дому шел волшебный аромат пасеки, цветов и лета.
И Катя подумала про себя, что не прогадала, решив остаться ночевать у старушки. Поехала бы сейчас с остальными обратно в монастырь, матушка Галина еще придумала бы какую работу. А так располагайся в чистом натопленном доме да отдыхай, красота!
Старушка, та так и вовсе восхитилась:
– Ну благодать прямо! Ох, как помирать-то жалко. Пока в грязи своей стариковской жила, в холоде да голоде, так оно и помирать не страшно было. А теперь все другое. Ну, что, Катюха, как собирались, пельменей сейчас с тобой налепим?
Катька ничего не ответила. Честно говоря, лепить не хотелось. Да и не умела этого Катя. Но при бабке девушка постыдилась признаться, что пельмени они своими руками ни разу в жизни не лепила. Зачем? Кате даже в голову
Но бабка уже прикидывала:
– Мука есть. Вода есть. Фарш свиной Галина мне привезла, давно ее об этом просила, с него пельменей и налепим.
Фарш? Откуда же взялся фарш?
Но старушка уже распоряжалась дальше:
– Сразу много налепим, чтобы и на поминки мне хватило. Возиться не придется. Блинов Матрена напечет, это она сумеет, а до всего остального у нее руки коротки. Пельменей же она сроду настоящих не лепила. Как ни попробуешь, то тесто пресное, то фарш суховат. А вся правда в том состоит, что в пельмени только лучшие куски класть надо. Окорок тут не сгодится. Люди думают, если пельмени, так пихай туда всякую дрянь. И ноги, и жилы, и шкуру, и сало. А так нельзя. Пельмень, он, Катюшка, только лучшие куски требует. И чтобы жирка было, но в самую меру. И не тот, что под шкурой, а так, знаешь ли, прослоечками. С ребер или с шеи.
Привезенный фарш старушка одобрила. Было его много, килограммов пять. Стоял в сенях, где было прохладно.
– Лучку нажарим, чесночку натрем. Зачем только Галина перец сыпала? Прямо дух захватывает.
На два литра холодной воды ушла целая пропасть муки и два десятка яиц. Но зато и теста получилось в достатке. И сама старушка заверила, что так пельменей хватит на всех в строящемся монастыре.
– Отблагодарю ребят за работу. Пусть хоть досыта поедят.
Тесто бабушка месила сначала сама, а когда оно стало совсем крутое, доверила Катюше. Та тоже месила до посинения, пока уже рук своих не чувствовала.
– Ну, теперь, отдохнет тесто чуток, и возьмемся за лепку, благословясь.
Пока тесто и Катя отдыхали, у девушки появилась возможность рассмотреть все в избе. Фарфора тут не было. Как объяснила бабушка Меланья, фарфор у ее подруги остался от отца. Он работал в колхозе, и как ударнику и передовику ему часто давали грамоты, а к ним продуктовые наборы. К примеру, дефицитные в деревне шоколадные конфеты или невиданную ветчину в красивых заграничных жестянках. Но эти предметы роскоши шли не сами по себе, к ним в нагрузку нужно было приобрести какую-нибудь залежавшуюся на складе фарфоровую фигурку.
– Отец Матрены ее мать очень любил, вот и баловал. Она до шоколада большая охотница была. Фарфор на полку, кому он надобен, а шоколадки себе.
– А у вас, выходит, никто в колхозе не работал?
– Как бы мы иначе жили? И отец работал, и мать, и дед, и бабка. Все в колхоз вступили. А кто не вступил, те в Сибирь в товарных вагонах уехали. Но мои родители никогда сверх норм на колхозном поле не надрывались. Отработали свое и назад. На своем участке колупались, потому в колхозные ударники и не вышли. Шоколад им не полагался. Зато вышивки у нас в доме хоть отбавляй.