Сезон тропических дождей
Шрифт:
— Я был в порту. На «Арктику» ездил — экипажу паспорта надо оформлять.
— Это неважно, — миролюбиво улыбнулся Демушкин. — Дело неспешное.
Он выдержал паузу, побарабанил карандашом по столу, и по стуку карандаша Антонов понял, что сейчас ему будет нанесен удар.
— Я хотел бы вас спросить, Андрей Владимирович, когда планируете свой отпуск?
— Отпуск?! — изумился Антонов, — Я и не думал об этом. Сейчас еще декабрь…
— Но вы же знаете, отпуска планируются загодя, — с легким дружеским укором возразил советник. — Надо подумать, надо! Пожалуйста, прикиньте
— Хорошо! — Антонов чувствовал, что все это только предисловие, он хорошо знал повадки Демушкина. Приподнялся, чтобы встать с кресла, понимая, что его усадят снова. Так и случилось.
— Это не все, Андрей Владимирович. — Демушкин вроде бы в раздумье пощипал гладко бритый подбородок. — Видите ли… с нынешней диппочтой пришла информация, которая некоторым образом касается вас.
Он приоткрыл лежащую перед ним папку, словно намеревался извлечь из нее эту самую информацию, но тут же закрыл снова.
— Короче, нам сообщили, что ваш непосредственный начальник Чибов в Дагосу не вернется.
Демушкин вздохнул и огорченно качнул головой:
— Вот она, Африка! Обязательно чем-нибудь наградит. Заболевание у него перешло в хроническое…
Но выражение мимолетного огорчения на лице тут же сменилось оптимистическим блеском голубых глаз:
— Однако мне приятно сообщить вам, Андрей Владимирович, что скоро уже не будете так напрягаться, как сейчас. Утвержден новый заведующий консульским отделом — Лисянский. — Демушкин приоткрыл папку и бросил на лежащую в ней бумагу короткий взгляд: — Лисянский Георгий Савельевич. Так что поздравляю!
Вот это и был тот самый хорошо нацеленный удар. В сущности, он ожидал этого. Что Чибов назад не вернется, было ясно давно, когда он улетал в Москву. И поначалу все в посольстве полагали, что именно Антонов займет его место, он не менее опытен в консульских делах. «Если Чибов отпадет официально, будем думать о вас, — сказал ему тогда посол. — Мне нравится ваша активность». А должность зава вела бы и к повышению в ранге, которое у Антонова затянулось. Стал бы первым секретарем. Теперь не станет. Не вышло! Ничего не вышло! Да и черт с ним!
— Спасибо за информацию! — спокойно произнес Антонов и постарался ответно тоже ласково улыбнуться, словно только что обменялся с Демушкиным взаимно приятными комплиментами. — И за… поздравление!
Выходя из кабинета начальства, Антонов чувствовал странное облегчение, даже какую-то веселость: вот все и разрешается самым прямым, естественным путем. Теперь не только в личной, но и в служебной его судьбе есть определенность. А пока он займется тем, что ему еще предстоит здесь сделать — по долгу и по совести.
Последний декабрьский рейс самолета из Москвы, на котором должна была улететь Ольга, как сообщил Кротов, отменили по причине нерентабельности. В канун Нового года желающих лететь из Москвы в Дагосу не было, немного оказалось пассажиров и на обратный путь.
А именно с тем предновогодним рейсом ждали щедрого аэрофлотского подарка, который в последние годы присылали регулярно — взаправдашнюю пушистую, пахучую подмосковную елку,
Руководство подготовкой этого утренника взяла на себя Анна Ивановна. Ее правой рукой оказалась Соня Медейрос — она обещала обеспечить прибытие малышей с их мамами. За четырнадцать мам Соня ручалась — разослала приглашения, лично обзвонила большинство по телефону. Но настоящего контакта с семьями выпускников советских вузов не было, многие жили за пределами Дагосы, адреса их неточны, некоторые из отдаленно живущих совгражданок годами не заглядывали в посольство. Затея представлялась непростой, но Медейрос рук не опускала.
Антонов восхищался Соней — полно семейных забот, сорванцы-мальчишки, за которыми нужен глаз да глаз, муж с утра до вечера занят на работе… Да к тому же высокомерие и даже пренебрежение по отношению к Исифу со стороны его коллег, окончивших вузы в Англии или Франции, тайная травля со стороны ненавистников нового режима, а среди врачей их большинство.
Но Соня стойко выдерживала все и при этом всегда была в хорошем настроении.
Бывая по предпраздничным делам в посольстве, она неизменно наведывалась к Антонову. В его кабинете чувствовала себя раскованно и легко. Усевшись в кресло, с наслаждением выпивала свой неизменный стакан холодной содовой воды. Сладкую воду отвергала: «От сахара разносит, а я и так растолстела в этой самой Африке!» Толстой Соню назвать трудно, но она, как говорится, в теле, переносить жару ей нелегко.
— Как же вы добираетесь сюда, в посольство? Муж возит? Или сами за рулем?
— Да какой там за рулем! — Она залилась смехом. — Наша колымага опять мертва — подшипник полетел. Пёхом!
— Далековато от вас до посольства пёхом!
— А шо робить? Працюваты-то треба! — Она хитро прищурилась, обронив фразу по-украински. — Як мовять у нас на Украине…
— Мальчишки-то с кем?
— Одни. — Соня сбросила с лица улыбку. — Сорванцы. И такие стали обидчивые! Ужас! На улице чуть что — в драку.
— Их обижают?
— Еще как! Сверстники на улице гогочут: бракованные африканцы, недоделки, а мама у вас вообще без кожи.
Соня опять рассмеялась — печаль обычно посещала Софи де Медейрос ненадолго.
Она вытащила из сумки стеклянную банку и поставила перед Антоновым на стол.
— Долг платежом красен. Если бы вы видели, с каким удовольствием мои мальчишки лопали вашего лангуста!
В банке были маринованные маслята.
— Это вам к Новому году. Я знаю, что Ольга Андреевна уехала…