Сезон жатвы

Каммия

Эска чувствует спиной нарастающий жар, но не решается оглянуться. Хотя глаза слезятся от дыма, он видит то, что заставляет его сердце биться чаще: дым идет над водой, достигает дальнего края озера, но не выходит дальше, а собирается клубами, очерчивая невидимую границу.

— Марк! — кричит он. — Это край арены!

Ответ тонет в реве пламени. Они достигают озерца и вламываются в спокойную воду. На прощание огонь касается спины Эски, тот вскрикивает от боли, но ледяная вода на мгновение приносит облегчение.

Они стараются держаться как можно

дальше от берега. В воде вес Марка не ощущается, и Эска легко удерживает его над поверхностью.

У него мелькает мысль, что организаторы могли добавить в воду какой-нибудь состав, который позволит огню вопреки законам природы распространиться по озеру. Но стена пламени останавливается у берега. Заживо они теперь не сгорят, но дым по-прежнему опасен. Они опускаются в воду так, чтобы на поверхности осталась только верхняя часть головы, и дым шел над ними.

Сначала Эска просто рад, что им удалось спастись, но потом боль в спине от ожога становится все сильнее. Кроме того, он осознает, что они попались.

— Нас все-таки загнали в ловушку, — говорит Марк, поднимая голову над водой. — Нам отсюда никуда не деться.

Как это ни грустно, он прав. Организаторам больше не нужно прилагать усилия, чтобы убить их. Достаточно поддерживать огонь и не давать им выйти на берег. В холодной воде они долго не просидят.

— Можно сказать, что теперь мы с тобой в одной лодке,— произносит Марк.

Эску сначала коробит такое натужное веселье, потом он расслабляется и кивает. Что еще им остается, как не смеяться над своим положением? Повод для вражды теперь бесповоротно утрачен. Они еще живы — но все равно, что мертвы. Голодные игры закончены.

Думать об этом странно. Еще страннее сознавать себя проигравшим. Он чувствует, как наваливается на него Марк, лишившийся последних сил. Вода вокруг них краснеет: рана снова кровит. Возможно, милосерднее было бы разжать руки, когда Аквила потеряет сознание, и дать ему утонуть. Но Эска упрямо цепляется за друга и, когда тот и правда теряет сознание, подтягивает его выше, чтобы он мог дышать.

Ему кажется, что они находятся в воде очень долго. Постепенно он теряет счет времени. Боль от ожога и холод — единственные чувства, которые остаются. Марк дышит тихо и неглубоко. Лицо у него бледнее мела, под глазами тени. Сейчас он беспомощнее младенца. И как если бы на его месте был младенец, Эска ловит себя на желании защитить этого человека. Он должен найти выход. Должен что-то придумать. Он же обещал, что не сдастся Капитолию просто так.

Он вытаскивает Марка на мелководье и усаживает, держа за плечи. Огонь на берегу поутих, теперь от него идет ровное тепло, и хочется придвинуться ближе.

Эска пьет из ладони, потом поит Марка, хотя они оба, кажется, полны водой, как бурдюки. Но это единственная замена еде. Все, что удается найти, — размякший кусок мяса в кармане. На вкус тот отвратителен, но Эска съедает свою половину подчистую, а вторую пытается скормить Марку. Ничего не получается, Аквила по-прежнему без сознания.

Эска проверяет его ногу и потуже затягивает

повязку, хотя в этом уже нет необходимости.

Жаль, что он ничего не понимает в медицине. Может, Марку можно помочь, но тому не повезло оказаться на арене именно с Эской.

Он оглядывается в поисках чего-нибудь, что могло бы им пригодиться, хотя что можно увидеть среди воды и огня?

Подняв голову, он видит, что солнце склонилось к горизонту. Значит, они пробыли здесь всего часа два-три. А кажется, намного дольше.

Он усаживает Марка так, чтобы солнце светило прямо на него и хоть немного обсушило одежду. Сам присаживается у него за спиной и крепко обнимает, не давая упасть. Между лопаток печет невыносимо, там наверняка большой ожог. Его нужно осмотреть, но Эска опасается, что увидев рану, окончательно падет духом. Поэтому он просто сидит неподвижно, чтобы не растревожить свою боль, и смотрит вверх. Дымная завеса постепенно истончается и уже не закрывает солнце. Эска следит за ней глазами и замечает то, что пропустил раньше.

Дым больше не копится у края Арены, он свободно поднимается вверх, расходится, тая.

— Марк!

Тычок в бок не приносит результата. Тогда Эска закидывает его руку себе на плечи и с усилием поднимается.

— Марк, пожалуйста, вставай. Они отключили защитное поле!

Тот стонет, и Эске чудится собственное имя.

В небе над ними блестит серебряная черточка планолета. Эску окатывает страхом из-за того, что организаторы тоже могут его заметить. А может, уже заметили. Они же ведут постоянное наблюдение. Может, пожар помешает им самим.

Планолет зависает над ними, поток воздуха чуть не сбивает их с ног. Он ничуть не похож на изящный транспорт организаторов, меньше размером и порядком потаскан. Сверху сбрасывают легкую металлическую лестницу.

Эска кричит тем, кто в планолете:

— Он ранен! Не сможет подняться!

Но никто не спешит на помощь, и Эска понимает, что им придется подняться самим и как можно скорее, пока спасатели не передумали. Он прижимает руки Марка к ступенькам, и те прилипают: Тринадцатый дистрикт использует тот же легкий электрический ток, что и Капитолий. Эске даже не нужно держать товарища, он просто встает чуть ниже. Лестница втягивает их наверх, где руку мальчика перехватывает какой-то мужчина, помогает ему подняться и усаживает рядом с Марком. Над Аквилой хлопочет другой человек, затягивает потуже рану и делает укол.

Первый наклоняется над Эской. Тот видит простое лицо, заросшее бородой, и серый комбинезон.

— А ты кто? — спрашивает мужчина. — Про тебя нам ничего не сказали.

— Я с Марком.

Эска не удивится, если его оставят здесь, но мужчина машет рукой.

— Ладно, убираемся отсюда.

Кто-то набрасывает на плечи Эски тонкий колючий плед. Силы у того кончаются, и он приваливается к стенке планолета и смотрит, как врач делает укол Марку и переходит к нему. Аквила вдруг открывает глаза и смотрит на друга. Тот выпрастывает ладонь из-под пледа и берет его за руку.