Шадринский гусь и другие повести и рассказы
Шрифт:
Разобиженный Александр Васильевич Суворов распрощался с высокомерным князем Потемкиным и пустился в дальнюю дорогу.
Тем временем потемкинские курьеры далеко опередили его.
Они всюду разносили хвалебную весть о величии и талантах князя Таврического и унижали подлинного героя.
Предупрежденная Потемкиным государыня приняла Суворова весьма холодно. Она и вовсе как бы не замечала его и избегала приглашать на дворцовые встречи. И вместо ожидаемого фельдмаршальского жезла Александру Васильевичу был пожалован всего-навсего чин подполковника Преображенского полка.
Герой изрядно приуныл и растерялся.
А между тем в Санкт-Петербург вскоре пожаловал сам светлейший князь Потемкин. И встреча ему была оказана совершенно иная, не по примеру суворовской.
Сановный Петербург задал в честь светлейшего невиданные пиры, а государыня Екатерина Алексеевна поразила всех неслыханным подарком. Ее величество преподнесла Потемкину фельдмаршальский мундир, осыпанный драгоценными камнями и золотом. И стоил этот мундир не менее двухсот тысяч рублей.
Спустя немного, в апреле, по столице пронесся слух — Потемкин во вновь отстроенном обширном дворце готовит в честь своих военных побед невиданный и блестящий пир.
И тут случилось то, чего менее всего ожидал и без того горько уязвленный Александр Васильевич Суворов.
Он был внезапно удостоен высочайшей аудиенции. И среди отменно любезных комплиментов государыня как бы вскользь обронила Суворову:
— Я пошлю вас, Александр Васильевич, в Финляндию.
Слова государыни поразили полководца в самое сердце. Он понял, — его удаляют, дабы не испортить потемкинского торжества.
Огорченный герой молча откланялся и удалился.
В тот же день Александр Васильевич Суворов уселся в двуколку и умчался в Выборг. Отсель он выслал в Санкт-Петербург нарочного с запиской к государыне:
«Жду повелений твоих, матушка».
Ожидаемое повеление прибыть не замедлило. Государыня писала Александру Васильевичу:
«Думается мне, лучше вас никто не сыщет мест для возведения там крепостей. Поручаю вам сие первостепенное дело».
Полководец смирился, упрятал свое горе. Не мешкая, он пустился в объезд вдоль границы, отмечая зорким оком многие неполадки и распекая нерадивых. В двадцать дней он отыскал то, что ему было нужно, и направился в давно интересовавший его город Петрозаводск.
Весть о намерении героя посетить Петрозаводск взволновала местных начальников. Генерал-губернатор Олонецкого края — Тутолмин — созвал экстренное совещание, и на нем долго решали, как встретить дорогого и необыкновенного гостя. Слава Суворова гремела повсюду, и областные правители дрожали, — они ожидали величавого Зевса-громовержца. А посему порешили разубрать город, а на заставе возвести триумфальную арку. Разысканы были и свезены в Петрозаводск музыкантские команды, и вменили им в обязанность немедленно разучить и отрепетировать любимые суворовские марши. Ветхие полосатые будки срочно перекрашивались в свежий цвет. Старые инвалидские команды вывели на плац и учили воинским артикулам. Мещанам и заводским бабам настрого наказали коз и поросят держать под надежными запорами, дабы эти наглые животные не слонялись по городу без дела и не дозволяли себе непристойностей. Древний профос — полицейский служака Андрейка — заправлял давно не горевшие фонари. По тюрьмам усердно чистились ретирады. Попы готовились к торжественному богослужению. Соборный протодиакон каждый день промывал глотку спиртом, дабы достойным образом гаркнуть долголетие именитому гостю.
Но одного не учли ретивые петрозаводские администраторы — граф Александр Васильевич, весьма поспешный в исполнении своих предприятий, являлся всегда, когда его менее всего ожидали. «Быстрота и натиск!» — были девизом преславного героя. И верный этому девизу, Суворов внезапно прискакал в город Петрозаводск на простой тележке, запряженной в одноконь. И одет он был в изрядно поношенную солдатскую куртку.
Никем не узнанный, он промчал по городу прямо к пушечно-литейному заводу, где и остановил у ворот свою тележку. Здесь он проворно соскочил, быстро на ходу одернул солдатскую куртку и бравым шагом направился на завод.
Караульный солдат, увидя бойкого заезжего гостя, не утерпел и спросил:
— Эй, служивый, скажи-ка, скоро ли будет Суворов?
Полководец подтянулся, хитро подмигнул часовому и сказал:
— Граф Суворов следует за мной!
Не теряя ни минуты, Александр Васильевич быстро прошел в заводскую контору и строго приказал:
— Я — Суворов. Показывайте без утайки весь завод!
Чиновники замерли от изумления. Однако дельный и расторопный дежурный не растерялся. Он быстро встал и пригласил полководца последовать за ним. Тем временем на ходу он глазами дал понять сослуживцам: «Мчитесь птицей и дайте знать о прибытии нежданного гостя наместнику Тутолмину и начальнику заводов господину. Гаскоину».
Александр Васильевич в сопровождении чиновника быстро обошел завод, он заглядывал всюду, перекидывался с рабочими проворными прибаутками… Горновые спрашивали его:
— А что, служивый, прибудет сюда Суворов?
Герой взметнул на них веселый взгляд:
— Никак его знаете?
— Еще бы. Суворова знает вся Россия!
Александр Васильевич заметил, как суровые бородатые лица горновых засветились добрым теплом. И это тронуло его сердце. Он подошел к домне, пышущей жаром. В ней гудело пламя.
Александр Васильевич озяб в дороге и порядком проголодался. Сейчас в благодатном тепле он вспомнил об этом. Растерев окоченевшие руки, гость достал из кармана солдатской куртки черный сухарь и с большим усердием стал его грызть.
Коренастый доменщик, заросший до глаз бородищей, посмотрел на гостя и лукаво ухмыльнулся:
— Ишь ты, голод — не тетка. Солдату и работному — одна пища. Сухари да вода!
— Верно, помилуй бог, как верно! — откликнулся Суворов. Но тут доменщик помрачнел и бросился к укладу. Александр Васильевич поразился: «Что за быстрая перемена, помилуй бог?»
Он оглянулся: в литейную входил увешанный регалиями в пышном мундире господин-генерал Тутолмин, а рядом с ним спешил сухой и проворный Гаскоин.
Александр Васильевич засунул недоеденный сухарь в карман, сдвинул брови…
Он весьма сухо выслушал генерал-губернатора и очень оживился, когда стал рапортовать начальник заводов. Глаза полководца снова засияли, и он с удовлетворением повторил несколько раз на рапорт Гаскоина:
— Помилуй бог, как хорошо! Помилуй бог, как хорошо!
Но заслушав рапорты эти, Александр Васильевич вновь замкнулся в себя, посуровел и сказал начальникам: