Шадринский гусь и другие повести и рассказы
Шрифт:
— Спасибо. Отвлекать от дел — не мыслю. Прошу вас, господин генерал-губернатор, возвратиться к службе! Гаскоина ж Суворов придержал за рукав:
— Покажи все, да с толком!
Гаскоин хорошо понял намерение гостя; он без дальнейших слов повел Александра Васильевича по заводу, показывая литые болванки и огромные станы. Суворов с глубоким вниманием слушал объяснения Гаскоина.
Однако работные не стерпели. При выходе гостя из литейной лохматый доменщик моргнул товарищам:
— Говорили — солдат, а то сам Александр Васильевич Суворов. Поглядеть бы толком, да боязно.
Чуткое ухо гостя уловило эти слова; он быстро оглянулся и окрикнул весело:
— Чего боязно?
Не ожидая ответа, Александр Васильевич быстро и решительно подошел к работному и крепко обнял его:
— Помилуй бог, как знатно работаешь. Спасибо! За отечество спасибо!
— Александра Васильевич! — заревели десятки здоровых глоток в литейной. Гость и глазом не моргнул, как его подхватили могучие руки работных и понесли.
Они несли его — крепкие бородачи, а кругом кричали и просили:
— Александра Васильевич, родной наш. Ерой наш! Ты получше взгляни на работенку нашу!
Работные бережно вынесли полководца на заводский двор и поставили на землю:
— Гляди, батюшка!
Суворов зорко оглядел двор и скорым шагом побежал по дорожке. Влево, вдоль нее, на деревянных помостах были разложены ножи, вилки, ножницы, посуда, чугунные мелкие изделия. Александр Васильевич морщился и охал:
— Упаси бог, чашки, ложки плошки, уполовники. Неужель ухватом, помилуй бог, драться?
Он повернулся вправо и пошел обратно вдоль той же дорожки. По краю возвышались пирамиды ядер, бомб, картечи. Александр Васильевич остановился у артиллерийских снарядов и стал их внимательно рассматривать. Он то и дело приговаривал:
— Помилуй бог, как хорошо. Помилуй бог, какой славный гостинец шведам.
Суворов ласково поглядывал на Гаскоина.
Осмотр окончился. Александр Васильевич вышел за ворота, но тут его поджидали петрозаводские купцы. Дородный, голубоглазый купчина на подносе, покрытом расшитым полотенцем, держал хлеб и соль.
Суворов обрадовался как малое дитя.
— Помилуй бог, хлеб-то какой! И народ здоровый!
Он выслушал нескладную речь купца и с благодарностью принял хлеб и соль.
Крепко пожав Гаскоину руки, он вскочил в тележку.
Гаскоин огорченно закричал:
— Ваше сиятельство, куда вы? Обед ждет!
— Помилуй бог, — откликнулся Суворов. — Петербург ждет. Поспешать надо. Пошли.
И тележка загремела по дороге.
Александр Васильевич, не отдохнув, ускакал в столицу.
Вспоминая Петрозаводск, полководец немного отошел, успокоился и стал мечтать о походах…
Прискакав в столицу, Суворов, не откладывая дела, написал донесение государыне Екатерине Алексеевне. Оно было кратко и просто. Александр Васильевич писал:
«Слава наместнику! Работные — молодцы. Гаскоин велик. Составные его лафеты отнюдь не подозрительны. Петрозаводск знаменит. Ближайшая на него операция из Лапландии. В последнюю войну предохранение той страны было достаточно и мудро».
Вместе с докладной запиской Суворов представил государыне планы постройки приграничных крепостей.
Вскоре вслед за этим последовала высочайшая аудиенция.
Отправляясь во дворец, Александр Васильевич вновь зажегся надеждой. Однако матушка царица совсем безразлично встретила измаильского героя. На его вопрос:
— А теперь как, государыня-матушка?
Императрица изволила величественно и холодно ответить Суворову:
— Теперь, Александр Васильевич, вы отправитесь обратно и будете возводить по сим планам крепости.
Полководец печально опустил голову.
Уходя из дворца, он с горечью думал:
«Помилуй бог, как рассудила! Лопата,
Так же, как и в первый раз, он сел в тележку и немедленно уехал в Выборг.
И на душе у него было тяжело и грустно от незаслуженной обиды.
1944
В крепости Нейшлоте
В 1791 году, по случаю неприязненных отношений со Швецией, по указу государыни Екатерины Алексеевны полководец Александр Васильевич Суворов получил назначение в Финляндию. Ему вменялось стать во главе русских войск, расположенных в этом крае, и произвести срочные укрепления на неспокойной шведской границе. Суворов без отлагательства выехал в Финляндию и приступил к осмотру крепостей и гарнизонов. Везде с нетерпением и трепетом ожидали требовательного полководца. Со дня на день ждали его и в северной пограничной крепости Нейшлоте. Крепость эта считалась весьма важною, так как занимала большое стратегическое положение. В городе все было поставлено на ноги. Бургомистр денно и нощно приводил город в порядок, хотя, надо отдать справедливость, город и без того был безукоризненно чист. А сейчас опрятный домик, в котором помещались присутственные места, выглядел весьма празднично и привлекательно. На легком ветерке трепетали русские флаги, с балкончиков свешивались веселые ковры. Все подтянулись. Не дремали и в самой крепости. С восхода солнца начинались учения, приводились в порядок старые крепостные стены, валы, чистили старые пушки. Русским солдатам не терпелось увидеть прославленного полководца и хотелось не ударить лицом в грязь. Наконец в город прискакал курьер, возвестивший, что Суворов выехал со своей главной квартиры и спешно двигается к Нейшлоту. На другой день, только что показалось раннее летнее солнце, в городке все пришло в движение. Одетые в парадные мундиры должностные лица — бургомистр, комендант крепости, офицеры и чиновники — расхаживали взволнованно по светлому залу ратуши. На улице шумела нарядная толпа. Все посматривали на михельскую дорогу, откуда должна была показаться карета. Вперед был выслан конный разведчик-финн, который при появлении на дороге Суворова должен был скакать в город и предупредить бургомистра.
День разгорался солнечный, яркий. Синело небо, пригревало. На пристани неподвижно стоял большой катер. Разукрашенные красным сукном скамьи пылали на солнце пожаром. В городе застыла торжественная тишина…
Тем временем к украшенной флагами пристани подошла небольшая лодочка. Какие-то два финские поселянина, одетые в грубые балахоны и широкополые шляпы, хотели пристать к пристани и выйти из лодочки. Но блюстители порядка торопливо прогнали их от разукрашенной пристани. Старичок, сидевший у руля, направил лодочку пониже к берегу и там неторопливо сошел. Был он слегка сутул, весьма сухощав, но очень подвижен. В надвинутой на глаза широкополой шляпе поселянин стал проворно пробираться к дому бургомистра. С трудом старик протиснулся к дверям ратуши и хотел скользнуть в приемный зал. Но тут высокий строгий ленсман сурово остановил его.
— Ты куда идешь? — закричал он по-фински.
Старик учтиво поклонился и сказал:
— Допустите, я к господину бургомистру по весьма важному делу.
— Ступай, ступай прочь! Какие теперь дела! — проворчал еще строже ленсман.
— Послушайте, господин ленсман, по закону каждый человек может видеть и говорить с бургомистром! — Старик серыми глазами упрямо посмотрел на ленсмана, нахмурился.
— Это верно, — согласился ленсман. — Но сегодня здесь ждут большого царского генерала, и ему не до тебя. Убирайся подобру-поздорову…