Шаг в небеса
Шрифт:
Это были шаги к моей смерти. Я отлично понимал это, но ничего поделать с собой не мог. Слишком уж громко звучали в моей голове слова Вадхильда. Значит, это надо остановить. И единственный способ, который я мог придумать прямо сейчас, вёл меня к неминуемой гибели.
Оказавшись на пороге домика, я глубоко вздохнул - и ударом ноги вышиб хлипкую деревянную дверцу.
Глава 3.
Странную радиограмму рассматривали всем штабом Дештского гарнизона. Пришла она не откуда-нибудь, а из самого логова баджейской контры. И вещали оттуда не каким-то секретным ключом,
– Уничтожить Баджей, - снова и снова перечитывал короткий текст радиограммы Бранирад, начальник гарнизона.
– Немедленно уничтожить Баджей. Большие запасы пси...
– Он запнулся на сложном слове.
– Психо...
– Он снова запнулся, выругавшись, как всегда, когда читал это место в радиограмме.
– И как только передали такое словечко-то замудрёное.
– Бранирад решил от греха подальше пропустить его и стал читать дальше.
– Веществ. Немедленно уничтожить Баджей. Угроза для всего Народного государства.
Он положил квитанцию радиограммы на стол и припечатал её кулаком.
– И правильно!
– выпалил со всем задором, на какой только была способна его горячая душа настоящего народника.
– Давно пора раздавить это кубло! Покончить с баджейской контрой! Что же, у нас сабель и ружей не хватит! Целый артполк под боком квартирует. А мы тут сидим, ровно мыши за печкой. Боимся тронуть этого князя-эксплуататора трудового крестьянства Великой степи! Доколе, товарищ Звонило? Доколе, товарищ уполномоченный, мы должны ждать неизвестно чего?
Я тут, товарищ Бранирад, поставлен народной властью для того, чтобы твою горячность контролировать, - ответил ему старший уполномоченный гарнизона Звонило.
– Это вы можете себе позволить не видеть ничего дальше собственного, простите уж великодушно, носа. А я, как уполномоченный, должен глядеть гораздо дальше. Не ограничиваться интересами только нашего гарнизона.
Он сделал жест руками, будто обрисовывал земной шар.
– Я гляжу ты, товарищ уполномоченный, всё в мировом масштабе мысли норовишь, - усмехнулся Дорогомысл, командующий стражами Пролетарской революции города Дешт.
– На наши мелочи не отвлекаешься. А может стоит спуститься с ваших небес на нашу грешную землю?
– Баджей давно уже костью в горле Народного государства сидит!
– снова вмешался громогласный начальник гарнизона.
– Сколько раз я запрашивал Ургенч, а оттуда только ждите, да ждите. А вот дождались!
– Он снова постучал по квитанции радиограммы кулаком.
– Вещества какие-то в этом самом Баджее выдумали, чтобы извести Народное государство.
– Вещества эти давно уже выдумали, товарищ Бранирад, - мрачно заметил Дорогомысл.
– На фронте этими вот самыми веществами друг друга травили.
– Так вот оно что за вещества такие в Баджее, - протянул Бранирад.
– Тогда тем более, надо покончить с этой сволочью.
– Узко мыслите, товарищи, - напустился на них Звонило.
– Нельзя так. Нельзя нам ссориться с князем Махсоджаном. Он безусловный эксплуататор трудового крестьянства степи. Но нападение на его владения станет поводом для всей Великой степи. Махсоджан ведь ещё и религиозное лицо. А религия слишком сильна среди тёмных жителей степи. Другие князья забудут о своих разногласиях и ударят по нам все разом. Тем более что их подталкивает к войне с нами котсуолдская аристократия. Им ведь мы поперёк горла!
– Сколько вы доводов приводите, -
Все обернулись на голос. Этого человека мало кто видел своими глазами, но знали о нём почти всё. По фотокарточкам, висевшим в кабинете едва ли не каждого начальника стражей Революции. Всесильный руководитель стражи по всей граничащей с Великой степью территории, да ещё и с "особыми полномочиями". Он мог казнить и миловать по своему разумению кого угодно. Военных. Чиновников Народного правительства. Даже членов местных Конвентов. Его боялись все. От одного упоминания его имени дрожали многие, припоминая все грехи и грешки, реальные или надуманные или те поклёпы, что могли возвести на него враги или коллеги-карьеристы. Даже не само имя, а кличку, полученную после перехода на нелегальное положение. Имя же было забыто очень давно.
– Товарищ Гамаюн, - голос Звонило задрожал, - мне не докладывали...
– А я к вам без доклада, - усмехнулся тот, входя в штабную комнату.
– Чай не генерал царский.
Он присел на свободный стул, кинул на стол перед собой кожаный картуз. Распахнул флотский китель, под которым шли полосы тельняшки. Он предпочитал одеваться именно так, а не в чёрную кожу. Только картуз с башенной короной отличал стража Революции от младшего командира воздушного флота Народного государства.
– Так ты мне не ответил, товарищ Звонило, - напомнил он старшему уполномоченному.
– Что-то ты слишком громко звонишь об опасностях, Звонило. А молодое Народное государство многое пережило. И если кто ему сейчас грозит, то только гады, внутри засевшие.
Звонило, казалось, съёживался под взглядом бывшего матроса.
– А вы, товарищи командиры, - обратился Гамаюн к Бранираду с Дорогомыслом, - не засиделись ли в штабах? Давно в поле были? Как считаете, не пора уже покончить с баджейскими врагами народа?
– Да давно пора!
– не удержался и треснул кулаком по столу Бранирад.
– Вы это читали, товарищ Гамаюн?
– Он протянул стражу Революции квитанцию радиограммы.
Тот принял её, быстро проглядел глазами.
– Читал уже. Такое мимо нас пройти не могло, сами знаете. Не маленькие, чай. Я, собственно, из-за этого к вам и пожаловал. Точнее к товарищу старшему уполномоченному Звониле. А вы, товарищи командиры, ступайте. С Баджеем надо покончить до конца этих суток.
– Есть!
– вскинул руку в воинском салюте Бранирад.
Они с Дорогомыслом буквально выскочили из штаба. В комнате остались только Гамаюн и Звонило. И назвать их в этот момент товарищами язык бы ни у кого не повернулся.
– Сколько он платит тебе?
– поинтересовался у Звонилы Гамаюн.
– К-кто?
– неожиданно даже для себя начал заикаться старший уполномоченный.
– Князь Махсоджан.
В штаб вошёл неизменный спутник Гамаюна. Товарищ Гневомир. Хотя назвать товарищем этого высокого человека с подбритыми усиками на каком-то просто от природы благородном лице язык бы вряд ли у кого повернулся. За одно это лицо, как шутил его приятель и спутник, можно смело к стенке ставить. Такие только у врагов народа бывают. Одевался он в новую форму, но без знаков различия. Лишь на фуражке красовалась башенная корона, как у всех командиров народной армии Урда. На поясе в кобуре висел крупнокалиберный котсуолдский револьвер. И бил из него Гневомир без промаха - это могли подтвердить те, кто был с ним на стрельбище или же другие, кто уже никому ничего никогда не скажут.