Шаг за грань
Шрифт:
– Я вижу, что земляне… – Драхр-храа-Уарт потер ухо. – Я их на тропе через Ясный луг нашел. Они, наверное, с той капсулы, что взорвалась над Ребрами, помнишь, передавали? Говорили, что там никого не было, а я иду – вот…
– …вот подарок! – рыкнула скиуттка и снова укусила сына за ухо – уже в воспитательных целях.
Почти взрослый Драхр-храа-Уарт живо напоминал ей мужа – тот сгинул где-то в боях с этими самыми землянами, и два старших сына сгинули; Драхр-аррр-Вэрро мечтала, что третий сын, прежде чем пойдет сражаться, наплодит клану хотя бы десяток таких же красивых и здоровых щенят, а то здорово поредел клан…
Между тем пять младших щенят уже выбрались
– Смотри, у них, наверное, кожная болезнь, как у наших в старину, – почти вся шерсть облезла…
– Глупая, у них шерсть только на голове, учиться надо!
– Какие они маленькие!
– А это одежда? Странная.
– А зачем этот красный платок?
– Откуда они тут?!
– Вот этот, побольше – самец.
– Откуда ты знаешь?
– А вот, смотри, что у него.
– Хрр-ахх, не такой, как у нас, но похож.
– Да не лезь ты, они же живые. Вечно ты слабых мучаешь!
Сердитый визг, быстрое кусание. Старшие обратили внимание на малышей, и Драхр-аррр-Вэрро прикрикнула:
– А ну, не трогать! – и, когда те порскнули за спину старшего брата, присела на край кровати. Покачала головой: – Похоже, что это не только их щенята, они еще и очень голодные щенята…
– Старший нес младшую, – подал голос Драхр-храа-Уарт. – Я из леса еще видел.
– «Нес младшую!» – рыкнула самка. – Кто убил твоего отца и братьев?! Их отец и брат! А?!
Мальчик-скиутт невольно поднял верхнюю губу, из его груди вырвалось рычание, но он тут же ответил:
– Когда я встречу убийц с Земли, мои клыки и когти не будут знать пощады. Но тех, кто дела воинов делает с детенышами и самками врага, не зовут воинами. Их зовут калом. Ты сама пела мне про это, мать. Или это неправда?
– Мама, они смешные и слабые, – подала голос старшая из дочек – которой, впрочем, было еще далеко до возраста случки. – Не надо их обижать.
– Они слабые, потому что у них нет оружия и их страшных кораблей, – возразил братишка Драхр-храа-Уарта, младше его, но великий знаток всего, что касалось войны. – Надо их отдать в лагерь, и пусть они сидят под замком! – и поднял хмурую мордочку в решительном жесте, казавшемся ему самому очень взрослым.
– Ты злой и жестокий, как изворотни из сказок! – тявкнула самочка, прижимая уши и ставя шерстку на шее дыбом. – Только попробуй тронь их, и я вырву тебе уши! И всем расскажу, что ты подрался с самкой! И тебя будут дразнить!
– Только попробуй!
– Только тронь их!
– Мама, не отдавай их никуда, – попросила вторая дочка. – Они маленькие, слабые. У них есть мама и папа, я читала, у землян так же, как и у нас, – они по-настоящему живые, у них семьи, они любят друг друга… Папа не разрешил бы их отдать в лагерь. Там плохо. Там не кормят, я слышала…
– Кормят, но и правда плохо, – хмуро сказал Драхр-храа-Уарт. – Никак не разберутся с раскладками еды… Мать?
– Хватит этого визга и писка, – Драхр-аррр-Вэрро поднялась. – В норе мое слово закон, и вот оно вам промеж ушей: ванну наберите. Их надо помыть. А потом решим, как и чем их кормить и где положить отдыхать.
Восторженный вопль был ответом на это решение…
…Когда мальчик пришел в себя, это было ужасно. Он лежал голый на чем-то белом в маленькой жаркой комнате,
– Не тронь, тварь! – Вскочив – откуда взялись силы?! – мальчишка схватил какой-то ковш, кружку – не поймешь. – Пусти ее! – и бросился в последний бой…
…Когда они засыпали на непривычной, круглой, но настоящей кровати, девочка, обняв за шею брата, прошептала:
– Они добрые… И смешные, как плюшевые игрушки. А у тети Дру нос – как у нашей овчарки… – и замолчала на полуслове, уснула – сытая впервые за много дней, успокоенная, смертельно усталая.
Мальчик не спал. Он тоже был довольно маленьким, но хорошо знал, что скиутты – не плюшевые игрушки. И совсем не добрые… или как? Ему стало вдруг стыдно за свой страх, за свои крики и попытки драться. Вспомнилось, как их кормили – в основном каким-то мясом, очень вкусным, и поили водой, но не просто, а вроде морса, кисловатой. Комната была тоже непривычная, как кровать, но – именно комната, не звериное логово. И на стене над большой серебряной фигурой какого-то зверя – не скиутта, но похожего – висели моноплоскостные, хотя и цветные снимки трех скиуттов-воинов, окруженные связками плетеных черных и белых волосяных шнуров. Не нужно было быть взрослым, чтобы догадаться, кто эти воины – и кто убил их.
Женщина-скиутт подошла неслышно – мальчик поскорей прикрыл глаза. В темноте на нее смотреть было страшновато, если честно. Но он слышал и чувствовал, как она поправила на нем и сестре покрывало, постояла… а потом он ощутил легкое влажное прикосновение к щеке. Скиуттка лизнула его. Как целовала на ночь мама.
И тогда он, не боясь разбудить сестру и уже ничего не стыдясь, заплакал навзрыд…
…Скиутты знают, что такое слезы. Драхр-аррр-Вэрро неожиданно поразило увиденное – маленький землянин плакал, и в его рыданиях был скулеж испуганного или смертельно обиженного детеныша, хорошо ей знакомый. Взрослые земляне представлялись ей, потерявшей мужа и двух сыновей, чудовищами, отдаленно похожими на сторков, только хуже, совсем бездушными и жуткими, утыканными всевозможным оружием, в броне, возможно даже – кто знает?! – умеющими колдовать, иначе как они одолевают скиуттов? Но этот землянин был маленький. Совсем. Меньше младшей дочки. И он плакал.
Огромному, почти двухметровому существу ничего не стоило легко поднять одиннадцатилетнего человеческого ребенка. Драхр-аррр-Вэрро, сидя на краю кровати, устроила плачущего детеныша удобней и начала самым тихим голосом навывать-напевать Сонную Песню Ночи – первое, что пришло ей в голову. И удивилась еще сильней – почти сразу плач затих, а через короткое время она поняла, что землянин спит.
«Я никогда не видела их раньше въяве, – подумала она, чуть покачивая спящего. – Муж мой, ты был умным и знал дела мужчин. Ты бы сказал мне, ты бы объяснил, почему мы должны воевать против существ, никогда нами не виденных, ничего нам не сделавших – за сторков, которые разорили Древнюю Скойу, нашу прародину. Ты знал, наверное, какую-то высшую истину. Я – женщина. Я не знаю этой истины. Но я знаю, что этот земной ребенок плачет точь-в-точь, как плакал щенком Драхр-храа-Хирр. Он был плаксивым, и над ним смеялись. Он был слабеньким, и ему говорили, что он никогда не станет воином. Но в письме, которое пришло о нем, сказано, что он сжег два земных танка и потом долго бился один против многих врагов, чтобы его раненый друг успел унести полумертвого командира… Какое странное кольцо, какая странная вязь – как на мужском браслете, мне не понять, не познать…