Шахматы из слоновой кости
Шрифт:
После этого Смирнов перестал называть их нахлебниками.
Вскоре опыт Таштагола был перенесен в Темиртау. Созданная на здешнем руднике научно-производственная группа уже шла не на ощупь, у нее была четкая
программа, а главное – ее не воспринимали как инородное тело, ей была обеспечена поддержка коллектива.
Прошло время, такие группы родились на рудниках Шалыма, Шерегеша, Абакана и стали опорными пунктами Института горного дела, как бы маленькими филиалами дубынинской лаборатории. Теперь не один Дубынин, а все сотрудники лаборатории
Но родившийся в Таштаголе метод ПС оказался не просто жизненным, он помог вовлечь в активный творческий поиск научно-производственные группы. Вот когда Дубынин начал по-настоящему обрастать сторонниками, единомышленниками, друзьями.
Новая технология не выковывалась сразу в том виде, какой предстанет глазам экзаменаторов. Нет, она версталась по элементам, по отдельным звеньям, которые нанизывались на общий стержень, на сквозную идею, принадлежащую ему, Дубынину. Он заложил основы и ряда элементов, а потом к ним стали присоединяться все новые и новые, разработанные последователями.
Элемент к элементу – складывался технологический процесс, человек к человеку – круг авторов. Постепенно образовался коллектив, которому оказалось по силам замкнуть цепь, объединить разрозненные звенья. Создать нечто целостное, единое, комплекс, систему. Не случайно слово «система» фигурирует в авторском свидетельстве, где коллективное их изобретение получило несколько тяжеловесное, зато исчерпывающее наименование «Способ разработки мощных рудных месторождений с помощью системы непрерывного этажно-принудительного панельного обрушения с вибровыпуском руды».
На титульном листе авторского свидетельства напечатано: «Авторы изобретения: Дубынин Николай Григорьевич и другие, указанные в прилагаемом описании».
Другие – это Виктор Андреевич Коваленко, Виктор Демидович Шапошников, Владимир Никифорович Власов, Дмитрий Сергеевич Салищев, Павел Тихонович Гайдин, Константин Сергеевич Шкитов.
Вместе с Дубининым – семеро. И что показательно: из семерых только двое – сам Дубынин да еще Владимир Никифорович Власов – научные сотрудники Института горного дела, остальные – люди, непосредственно связанные с производством.
Семеро соавторов, боевая дружина, которую ждет сегодня поле брани там, на полукилометровой глубине под Таштаголом. Им, семерым, делить и славу, если господь бог соблаговолит ниспослать ее, и синяки с шишками, вероятность которых отнюдь не исключена. Предстоит ответственнейший экзамен.
Собственно, он уже начался: вчера они встречались с будущими экзаменаторами в здешнем Дворце культуры. Рассказывали о своих поисках, об особенностях разработанной ими системы, отвечали на вопросы. Из своих местных горняков пришли, как и ожидалось, все, кому не в смену. В числе гостей были и «побратимы» с таких же, как Таштагол, рудников Горной Шории, и соседи из Хакасии, и дальние посланцы – из Нижнего Тагила, с Горы Благодати, из-под Караганды.
Готовясь к встрече, Дубынин и его товарищи развешали на стенах фойе чертежи,
Дубынин вслушивался в этот гул с ревнивым чувством, ему казалось почему-то: основная, ведущая нота в голосах – недоверие. Видимо, его все же царапнули
слова, которые кто-то произнес со смешком у него за спиной при входе во Дворец культуры:
– Много зевак собрали таштагольцы на свой первоапрельский розыгрыш!
Шутка – а все равно осадок на душе. Надо же было случиться такому совпадению, что начало эксперимента в самом деле пришлось как раз на первое апреля. Апрель – никому не верь!
Чертежи, диаграммы, схемы, рисунки – Дубынин смотрел на них теперь со стороны, пытаясь поставить себя на место людей, которые видят все это впервые. Что же, и он, пожалуй, отнесся бы к чертежам и схемам с известной долей скепсиса, сказав себе: мы еще побываем в шахте, еще поглядим на новую технологию в действии, а то ведь и так может быть, что у изобретателей все гладко на бумаге, да забыли про овраги…
Главный «овраг», конечно, – отказ от участия в работе девятнадцати блоков. Как-то им удастся через него перепрыгнуть?..
Дубынин глянул в последний раз из окна гостиницы на верхнюю площадку копра, вздохнул: пора. И усмехнулся, поймав себя па суеверной мысли: лучше бы начать эксперимент не первого, а, скажем, второго апреля. Или третьего. Или вообще не в апреле, а в мае.
…Клеть скользила вниз, до отказа набитая людьми в брезентовых костюмах, касках, резиновых сапогах. Все молчали, поглядывая на мелькающие лампочки, которые выхватывали на мгновение из тьмы своды отработанных штолен.
Равномерно гудели моторы, и журчали грунтовые воды. На плечо Дубынину капало с потолка клети, но отодвинуться было некуда.
– Все же много под землей водички, – пробормотал кто-то рядом.
– Каждые сутки по пятьсот кубов на поверхность откачиваем, – раздалось в ответ.
Дубынин узнал по голосу директора рудника Громадского, сказал ему:
– Хорошо бы, Вениамин Иванович, рассказать гостям про историю с бетонированием стоков.
– И о трапах бы тоже,- подхватил чей-то незнакомый голос.
– О большегрузных вагонах…
– О доставке взрывчатки…
– О телефонизации…
– Может, тогда и о подземных туалетах заодно? – со смешком отозвался Громадский.
Дубынин сказал в раздумье:
– А знаете, Вениамин Иванович, все новшества, эти и многие другие, представляются нам, каждое в отдельности, вроде бы мелочами, но ведь получается по закону диалектики: количество перешло в качество, условия работы в шахте стали совершенно иными, и это, в известной мере, открыло дорогу новой технологии.