Шахматы. Чёрная королева

Флёри Юлия

— У меня есть вы. Я вас люблю.

— Ты давно разучилась любить, Марта. И меня пыталась научить тому же. И, знаешь… Оставайся одна, раз тебе это так нравится! Помнишь, раньше говорили, как Новый год встретишь, так его и проведешь? Так у тебя обычно и случается! Всегда в окружении незнакомых людей, в окружении целой толпы, но неизменно одна! Тебя это устраивает? Тебе это нравится? Что же… тогда больше не буду навязываться.

— Все не так…

— А как тогда? — Сделал выпад, но тут же отступил, как на безнадежное рукой махнув. — Знаешь, что, Марта?.. Я просто устал добиваться твоего внимания. Я устал по

крупицам выдавливать из тебя то, что обычно называют материнской любовью. Считай, что мальчик вырос. Хотя, ты давно уже так и думаешь.

В коридор выскочил, ботинки в спешке натянул, куртку заткнул подмышку.

— Счастливого Нового года, Марта. И давай, как-то… — Решительно выдохнул. — Отчаливай. Мне осточертели эти недомолвки. Лучше уж вообще без них, чем так…

— Ты знаешь, что я тебя люблю. — Упрямо заявила она, на что Андрей оскалился.

— А мне уже все равно! — Заявил и хлопнул дверью, не позволяя ей защититься.

— Я люблю тебя. — Отрицательно покачивая головой, прошептала Марта в пустоту и опала на пол, понимая, что сил больше не осталось.

Уже вечером, нарядившись, Марта скептически глянула на себя в зеркало. Черное платье в пол удлиняло силуэт, но неудачно оттеняло неестественную бледность кожи. Черные бриллианты в браслете, колье и серьгах сверкали, но подчеркивали потускневшие глаза. Черные волосы были собраны в идеальную прическу, но слишком сильно открывали лицо с непривычно заостренными чертами, делая худобу болезненной. Она изменилась. Даже сейчас не подурнела, нет… она просто стала выглядеть так же убого, как и ее сиротливая душа.

Отодвинув в сторону пригласительный с тесненными золотом буквами, Марта печально вздохнула. Ее столик этой ночью так и останется пустым. Не пригодятся изысканные закуски, что подбирала под Алену, любимый коньяк Андрея, не понадобится вызывать проверенную ни один раз няню для Анечки. На руках билет в другую страну, возвращаться из которой уже не придется. Это был прощальный вечер. Наверно, он должен был пройти как-то иначе…

Окинув безразличным взглядом брошенную в стороне шубку, Марта вернулась в спальню, где вновь стоял столик, так напоминающий шахматную доску. Правда, фигур на нем осталось всего ничего. Да и у королевы… у черной королевы откололась верхушка и теперь она больше напоминала пешку. Ту самую, которой была Марта в чужих руках.

— Все встало на свои места. — С досадой прошептала она, лаская пальцем холодный хрусталь уцелевших фигур.

Массивное обручальное кольцо, когда-то подаренное стариком Левит, соскочило и потерялось где-то под кроватью. На пальце оставалось красоваться скромное украшение, ставшее символом вечной, но несчастной любви. Кольцо, которое она так и не решилась снять. Подарок Вадима. И жизнь, брошенная к ее ногам.

Стрелки настенных часов указывали на полночь. За окнами послышались торжествующие крики, вспыхнули яркие залпы, со всех сторон послышались чьи-то громкие поздравления и пожелания. Стало невыносимо тоскливо. Обычно в такие моменты она звонила Саше, сейчас же смогла только вскинуть взгляд к потолку, обращаясь все к тому же Самохину, но уже мысленно. Сдерживая истеричную улыбку, Марта поджала губы и постаралась не расплакаться. А потом в каком-то нехорошем запале сорвалась с места, на ходу накидывая на плечи лишь легкую шаль из вечернего туалета, распахнула

дверь и побежала по лестнице вверх. Туда, где простор, где свобода, где не бывает условностей и правил. Только ты и бесконечная, непроглядная даль.

На заснеженной крыше поскрипывал, вращаясь в стороны, старинный флигель, плавно опадал и укладывался в сугробы новогодний снег. Марта подошла к самому краю и неуверенно глянула вниз. Открытые туфельки с легкостью проскользили, поддаваясь уклону, и замерли в сантиметре от невысокого бортика. Марта испуганно ахнула и застыла, а за спиной послышалась чья-то усмешка.

— Ты будешь ужасно смотреться на этом промерзлом асфальте. — Улыбнулся Бортновский, подходя ближе и оттаскивая Марту к распахнутой настежь двери.

Набросил ей на плечи свой пиджак, придержал за талию, когда неловко споткнулась на первой же ступеньке.

— А что, если бы убиться сразу не получилось, и ты бы себя только покалечила? — Продолжал он насмехаться. — Если честно, то просто не представляю тебя, немощно лежащую на больничной койке, с загипсованными конечностями и пробитой головой. Неужели ты смогла бы уничтожить эту красоту? — В притворстве ахнул и провел кончиками пальцев по все еще идеально красивому лицу.

— Я вовсе не собиралась… — Растерянно покачала Марта головой и вдруг сама усмехнулась. — Как глупо… Что ты здесь делаешь? — Опомнилась и посмотрела Вадиму в глаза. Он вытянул губы, прикидывая, что можно на это ответить, но в итоге просто передернул плечами.

— Хотел тебя увидеть.

— Ты просто идеальный лгун. — Не одобрила Марта такой его шаг и из объятий вывернулась.

Вошла в квартиру, зная наверняка, что Вадим войдет следом и замерла в полумраке комнаты.

— Бросил гостей? Как невежливо. — Осуждающе качнула головой, подходя к окну, а Вадим просто улыбнулся.

— Никого не было. Все свои. Анечка закапризничала и Алена унесла ее спать. Потом ей, видимо, показалось, что провести ночь рядом с дочкой перспектива более заманчивая, чем лицезреть наши постные мины, и не вернулась. Андрей, прилично заправившись алкоголем, уснул прямо в кресле, а остальные, — на Марту косо глянул, — впрочем, остальные тебя, как и меня самого, волнуют мало.

— Да уж…

— Андрей очень похож на тебя в молодости. Не умеет и не хочет скрывать того, что творится в душе.

Марта заинтересованно вскинула брови.

— Он явился на взводе, весь вечер отмалчивался и бросался горящими взглядами. Я сразу понял, что из-за тебя. А если Андрей на взводе, то ты и вовсе не в себе. Приехал. Убедился. Теперь, надеюсь, все хорошо?

— Не знаю, наверно… — Туманно откликнулась Марта, а потом затаила дыхание, повернулась к Вадиму лицом и посмотрела прямо в глаза. — Я умираю. — Мягко улыбнулась и поджала губы. Вадим улыбнулся в ответ.

— Дай угадаю… От несправедливости этой жизни?

— Почти…

Вадим хитро прищурился и склонил голову набок, любуясь ею. Самая желанная. Единственная женщина, в чьем присутствии ощущал приятное томление и бесконечную теплоту. Сейчас она была так близко, что ладони покалывало от предвкушения будущего прикосновения. Непривычно спокойная, расслабленная, она излучала мягкий свет и впервые за долгие годы не пыталась оттолкнуть. Это чувствовалось в податливой интонации, в доверительном повороте тела, в слабой полуулыбке.