Шальная мельница
Шрифт:
— А что так?
Взволнованно сглотнула слюну: страшно сейчас ляпнуть что-то неверное, дурное и отпугнуть свою удачу.
— Просто… бесят они меня. Если, по началу, может, в них и есть какой-то смысл, искренность, то потом затираются или превращается в блеф. Понимаешь?
Загадочно ухмыльнулся.
— Понимаю. Еще как понимаю. Значит, просто… Лиля?
Смеюсь.
— Ну, можно пару раз козой назвать, но только, если заслуженно.
Захохотал мой Шалевский.
— Козой, говоришь?
Улыбаюсь:
— Ага.
— Ох, ты ж, моя козочка, —
Смеюсь. И снова глаза в глаза.
— Так что… Лиля. Моя прекрасная, голубоглазая Лиля. Ладно, — шумный вздох, провел руками по волосам, короткий поцелуй в губы и отрывается. Шаги к двери. — Жди меня, и я непременно вернусь.
Ухмыляюсь.
Молчу… испуганно лишь, взволнованно сверлю взглядом, а сердце сжимается, словно проклятое, чует неизбежное горе.
Утром весточки так и не дождалась от своего Георгия. Да и самой звонить особо некогда. И хоть на пары только к двум, с утра сегодня — отнюдь не сладкий сон, а непременно нужно было быть на работе. За вчерашним сумбуром и накалом страстей совсем забыла завести будильник. А потому сейчас, словно ополоумевшая, напялив первую попавшуюся одежину, схватив в охапку сумку, мчу на остановку, искренне взывая к судьбе смиловаться и подать нужный автобус не через полчаса-час, как это иногда бывает, а непременно сейчас…
— В смысле, уволена?
Скривилась девушка из отдела кадров. Пожала плечами.
— Директор сказал… уволить, значит… уволить. Заходите завтра за расчетом.
… началось. Особо ничего никому не доказывала. Толку с этого скандала? Да хоть лицо раздери этому индюку-начальнику. Если он прогнулся под натиск Ярцева, то прогнулся. И тут уж ничем не поможешь и ничего не поделаешь. А это — бесспорно дело рук Михаила, сто процентов, и к гадалке не ходи. Посмотрим, на что еще эта скотина способна. Хотя, чего смотреть, и так знаю…
И снова я Гоше не звоню. И снова я пытаюсь дождаться его личного участия в моей судьбе. Страх все еще коробит душу, а боязнь навязаться рождает в голове убийственное безумие. Если нужна — то нужна, и буду вся его сполна, из кожи вон вылезу ради того, чтоб подарить ему счастье, а если нет, поскольку постольку, — то и… меня во всем этом не будет. Хватит уже быть пресмыкающимся… Хватит.
— Лиль, тебя там в деканат вызывают.
Обмерла я, словно расстрелянная…. по коже побежали мурашки.
Сукин сын, неужели? Столько стараний, зубрения, ночей без сна, лишь бы оценки соответствовали запросам и нормам бюджетного места — и на, конец. Так просто? Как дал — так и отнял. Как говорится, соси палец — либо его, либо свой. Потому что ты — ноль без палочки, пустозвон, подстилка бездушная, и нет в тебе ничего людского.
В тебе (во мне)… или все же в нем?
Плевать.
— Кабинет на втором этаже, там девочки вам подскажут, заберете свои документы.
Даже не спорю, не ору, не унижаюсь. Я знаю, кто такой этот мой… Мишаня. И ведь не зря этот гад так рвался (вопреки всему) к своей, пусть и мерзкой местами, но могучей власти. Чтобы таких вшей, как я, держать в узде. Ну, а кто рыпнется против, запляшет не под его дудку — тут же раздавит, не глядя. Помню не одну историю, как он уничтожал мне подобных — мелких людишек. Как он упивался их страданиями, сопротивлением, догорающей верой и надеждой. Тогда я это пропускала мимо ушей, уповая, что никогда не окажусь на их месте, а сейчас — сама облачилась в их шкуру. Судьба решила иначе: колесо провернулось — и я упала на дно.
Так что нет ни смысла, ни желания дарить радость этому ублюдку наблюдать, как я корчусь от боли, сгораю в отчаянии и разочаровании.
Прощай, мразь. И подавить ты всеми своими трофеями. Ты получил за все это время от меня сполна: и любила, и прощала, и холила, и лелеяла, и терпела обиды, злость, срывы, предательства. Терпела все, изображая дурочку и покорную твою шлюху. Хватит. Закрылась лавочка. Выбирай себе игрушку среди своих же шалав — и лепи новую Лилю, раз так хочешь.
Удивительно, что… когда я вернулась домой, под дверью, или еще где, не обнаружила письма о выселении. Как это так? Ведь даже если я платила за квартиру, Ярцев всегда считал ее своим подарком мне.
Достать телефон, бросить косой взгляд.
А нет, всё в норме — два пропущенных от хозяйки.
Шумный, тяжелый, болезненный вздох. Зажмуриться на мгновение, восстанавливая внутри себя равновесие — и набрать нужный номер.
— Алло. Да, Маргарита Валерьевна, это — Лиля. Вы мне звонили? Ага… не слышала…
Ну, вот и всё. Наверно, всё. Неизвестно что еще он придумает у меня отобрать. Одежду? Проведя логику от того, что зарплату я получала на работе, на которую устроил меня он? Или что? Тварь.
Ладно, плевать.
Пристальный взгляд на экран телефона. Нервно прокрутить в десятый (если не больше) раз меню — и решиться. Набрать номер Гоши.
— Привет.
— О, ЗАЙ! Привет! Я так соскучился!
— Увидимся?
— Ох, Лиль… тут проблем с этим вчерашним делом — выше крыши. Честно, вообще не знаю, когда попаду домой. Короче, наверно сегодня уже не жди. Может, завтра. Днём… постараюсь тебя набрать, посмотрим, что там выйдет. Идет?
Шумно вздыхаю, тихим, обреченным голосом:
— Идет.
— Что-то случилось? Или мне показалось, что у тебя какой-то странный голос?
Наигранно вплетаю в тон веселье:
— Показалось, КОТЕНОК. Показалось.
— Ну, давай, до связи?
— Пока.
Живо отбить звонок. Пустой, бессмысленный взор обрушить на стену. Почесать затылок и обижено надуть губы.
"Конечно ничего не случилось. А разве может быть иначе?"
Уснула на диване прямо так, в одежде. Тапки скинула — и завалилась в постель. Сил больше не хватало ни на что. Просто забыться. Выбросить из головы этот гребанный, гнилой день.