Шалость
Шрифт:
Джапоника подбоченилась, копируя Агги, когда та бывала в боевом настроении.
— Значит, вы с ним не разговаривали.
— Он не захотел, — заикаясь пролепетала Пиона. Четыре сестры разом закричали на нее.
— Он не захотел с вами общаться, — сказала Джапоника, дружески улыбаясь Пионе. Она могла поздравить себя с обретением союзницы в стане врага, — но зато он увидится со мной. Я вдовствующая виконтесса. И потому на социальной лестнице стою выше его. Если только он не женат.
Лорел прищурилась при упоминании о матримониальном статусе виконта. Сейчас, когда щеки Джапоники раскраснелись
— Виконт — старый дряхлый придурок. Убежденный холостяк. — Лорел посмотрела через плечо, ожидая получить поддержку сестер. — Кроме того, он болен. И скорее всего это чума. Он весь в красных гнойных прыщах.
— Вы успели разглядеть прыщи, а самого виконта не заметили? Как такое возможно? — вежливо поин тересовалась Джапоника.
— Бершем сказал нам, что виконт болен, — ответила Гиацинта, бросив уничижительный взгляд на сестру.
— Виконт болен, Бершем подтвердит, — запальчиво сказала Бегония.
Джапоника обвела взглядом девушек. В их рядах наблюдалось расслоение. Кроме того, накануне ее прихода здесь явно что-то произошло. Бегония сидела с заплаканными глазами, да и у Циннии физиономия была кислой. Но Пеона подарила Джапонике улыбку, слабую, пусть застенчивую, но улыбку. Выделять малышку, обращаться с ней не так, как с другими, Джапоника не могла. Иначе сестры замучат бедняжку.
— Цинния, мой багаж все еще в экипаже Шрусбери?
— Да, мисс, — опустив голову, ответила девушка.
— Хорошо. — Джапоника перевела взгляд на Лорел. — Я подумала было, что его скинут в Темзу.
Лорел покраснела и отвернулась. Наконец Джапоника обратилась к Бершему, который прошел в гостиную следом за ней:
— Занесите сюда мои вещи.
— Да, миледи.
— Не хотите ли вы сказать, что остаетесь? — раздраженно воскликнула Лорел. — А как насчет того, что в этом доме заразный больной?
— Вы бы предпочли, чтобы я сопровождала вас в Крез-Холл?
Лорел нечем было крыть, и она опустилась на кушетку, разочарованно надув губы.
— Я вот что думаю, — сказала Джапоника. — Пока я не переговорю с лордом… Как его зовут?
— Синклер, — заикаясь подсказала Пиона.
— Пока я не переговорю с лордом Синклером, разрешаю вам остаться здесь.
— Вы нам разрешаете?
— Как вы смеете!
— Она в самом деле может нас выставить?
Джапоника поспешила выйти из комнаты, чтобы не слышать этой какофонии, состоящей из голословных обвинений, домыслов и гадостей.
— Итак, вдова приехала. Будь она неладна! Весь дом заражен этими Шрусбери!
Девлин Синклер швырнул бокал с кларетом в стену. Хрупкий хрусталь разлетелся на осколки, вино залило ковер.
— Это были любимые бокалы лорда Эббота, — укоризненно заметил Бершем.
Девлин круто повернулся.
— Теперь они принадлежат мне. Захочу, все здесь разобью!
Старик опустил взгляд.
— Как вам будет угодно, милорд.
Девлин смахнул со стола правой рукой все то, что осталось от обеда: фарфор, серебряные приборы, блюда с остатками еды. Картофель, кости, подлива — все полетело в стороны и приземлилось на ковре. Из трех бутылок на столе осталась лишь одна, в которой еще оставался кларет. Схватив ее, Синклер нетвердой
Бершем поморщился при жалобном скрипе тонких ножек драгоценного предмета мебели.
— Это кресло древнее и ненадежное. Может, мне велеть лакею принести сюда что-то более подходящее?
Лорд Синклер не ответил. Он глубже вжался в кресло и протянул ноги в сапогах к каминной решетке. В камине догорали уголья, и красноватый свет от них был единственным, что освещал комнату.
Бершем подбросил еще угля. Зашипев и злобно подпрыгнув, вверх устремились язычки пламени, цветом своим и чем-то еще неуловимым сильно напоминая золотистые глаза нового хозяина дома. Но глаза — еще не самое жуткое в нем. Куда более жуткое зрелище представлял собой стальной крюк, торчащий вместо правой кисти. Крюк, на металлической поверхности которого играли кровавые отблески пламени. Бершем был напуган, но постарался этого не показывать. Кто знает, что может выкинуть новый виконт в пьяном угаре.
С тех пор как лорд Шрусбери появился в доме, он только и делал, что пил. Он прибыл сюда еще до Бершема, на рассвете, и о том, чем новый хозяин занимался до его прибытия, Бершем узнал у слуг, живущих в мансарде. Из страха, что не справятся, они послали за Бершемом. Все люди, служившие у Шрусбери, видели в этом работнике ветерана и советчика, ибо он один мог направлять их в нелегкой службе. Но на этот раз Бершем тоже, казалось, чувствовал себя не в своей тарелке. В последний раз он видел молодого виконта лет десять назад. Тогда, как и все аристократы, начинающие военную карьеру, он был в меру самонадеянным, подтянутым и восторженным. Но тот человек, которого он увидел сейчас, опустошенный, словно одержимый манией преследования, с изуродованным шрамом лицом и крюком вместо руки, казался Бершему незнакомцем, которого следует опасаться и побаиваться.
— Чего эта престарелая квочка с ее выводком от меня хотят? — вдруг спросил Синклер.
— Я не могу сказать, милорд. — Бершем решил, что, если откроет виконту глаза на то, что собой представляет вдова, которую новый хозяин считает старухой, и многочисленное потомство лорда Эббота, никто ему спасибо не скажет. Бершем чувствовал, что готов возненавидеть виконта, ибо, судя по сегодняшнему впечатлению, человека более неприятного старый дворецкий в жизни не встречал. — Вы хотите, чтобы я спросил?
— Господи, нет! Они для меня ничто! Ничто!
— Как пожелаете. — Бершем повернулся, намереваясь позвать слугу, чтобы тот убрал посуду и грязь с пола. Бершем едва сдержался, заметив царапину на серебряной крышке блюда, доставшегося в подарок первому виконту Шрусбери от короля Карла Второго. Надо будет убрать все ценное подальше.
Не замечая слугу, явившегося, чтобы убрать грязь, Девлин потер шрам на лбу. Пониже раны начинала разрастаться знакомая боль. Та боль, что всегда появлялась, стоило Девлину попытаться вспомнить прошлое. Чем отчетливее были воспоминания, тем невыносимее становилась боль. Итак, он, Синклер Девлин, стал виконтом Шрусбери. Этот факт никак не желал укладываться в голове, да и как он мог уложиться, если Девлин не помнил ни покойного виконта, ни даже кем ему приходится.